Русский крест: Литература и читатель в начале нового века - [48]

Однако надо было выбирать – Россия возрождает советскую эстетику (и вместе с этим – подсоединяется – через «потерянные для страны», «унизительные», как их нынче именуют, в лучшем случае «лихие девяностые» – к истории и эстетике СССР) и/или имперскую, ту, которую советская история пыталась уничтожить (и делала это, надо признать, вполне успешно).

Казалось бы, надо выбирать – между гробом Ленина и гробом императрицы.

Но в России сегодня не выбирают – гробы просто-напросто разводят по разным столицам, Москве и Петербургу.

И в результате происходит парадоксальное объединение устремлений, «воль» – и советской, и имперской: к великодержавности и «особости» России.

В конце 80-х – начала 90-х существовала историческая альтернатива. Россия могла последовать по общему пути демократии европейского и североамериканского типа или по некоему «особому». Михаил Горбачев еще в 87-м произнес ранее запретные слова об «общечеловеческих ценностях». Главной из этих ценностей была ценность свободы человеческой личности – и она превалировала на протяжении первой половины 90-х, несмотря на всю их сумбурность, вплоть до первой чеченской войны. Со второй – существование свободы слова, к началу 2000-х и ее явное сокращение становится тенденцией. Причем выражается оно не в запрете на слово как таковое, а во все возрастающем контроле (и самоконтроле) СМИ вплоть до полного исчезновения свободной территории – прямого эфира, из которого буквально вычищен жанр общественно-политических дискуссий, столь популярный совсем недавно. Вместо него – infortament (информация + развлечение), а также псевдополитическое, декоративное ток-шоу с приглашением известных политиков на заранее определенные роли. В результате перемен страна и общество теряют волю к свободе, волю к открытости, волю присоединения к общеевропейскому пути. Возрастает, напротив, чувство отчуждения от «других», возрождается чувство осажденной крепости, развиваются настроения изоляционизма, враждебного окружения.

В результате – неприятие продолжения демократических реформ и интегрированности в мир. Пространство свободы сокращается и в системе выборов: теперь уже в РФ губернаторы не выбираются, как это было при Ельцине, а назначаются президентом; парламент (Государственная Дума) полностью контролируется партией власти, назначается «наследник», выборы президента превращаются в фарс.

Это все ставит под сомнение планы либеральных партий и объединений – к 2017 году выйти на президентские выборы со своим кандидатом.

И все же – деятели литературы и искусства сегодня вправе сказать, что прожили последние двадцать лет уже при свободе, без цензуры, но и без государственной поддержки, с правом печатать все, что считаем нужным.

Вот что ответила поэтесса Ольга Седакова на редакционный вопрос журнала «Знамя» – «Как вам на свободе живется?», который был задан в анкете «Двадцать лет на свободе»: «Жизнь после освобождения из идеологической тюрьмы, освобождения, полученного даром, сверху, вопреки ожиданиям, стала для меня совсем другой, можно сказать, второй жизнью, жизнью после жизни».

Второй тезис: «Очень горько, что у нас все пошло таким кривым путем. Когда, в каком месте началась эта кривизна, которая привела к тому, что для большей части наших соотечественников слова „демократия“, „либерализм“, „общечеловеческие ценности“ и т. п. стали отвратительны, не берусь сказать. Задним числом можно обобщить происшедшее так: „Чуда не произошло“. Очиститься от прошлого не удалось (да всерьез и не пытались), и новое время добавило новой грязи и новой жестокости».

Поэт Сергей Гандлевский: «Как частное лицо и литератор я оказался в выигрыше. Но как гражданин – огорчен и раздосадован». «Драли глотки за свободу слова, / Будто есть чего сказать. / Но сонета 66-го / Не перекричать».

Скептицизм, стоицизм, тихое отчаяние звучат в этих строках. Если сравнить их с пассионарными стихами начала периода «гласности», увидим, что период, прожитый культурой, можно назвать так: от больших надежд к утраченным иллюзиям.

Гламур стал не только стилем, но больше: новой идеологией российской жизни, пронизывающей все ее сферы, определяющей существование многих типов культуры. Необходимость следовать новым культурным образцам (гламура) стала чуть ли не социальным предписанием. Дмитрий Ольшанский главный редактор уничтоженной кризисом «Русской жизни», употребил выражение «гламурная кремлядь» («Континент», 2006, № 129), а поэт Лев Рубинштейн объявил гламур «новым официозом» (Лев Рубинштейн, «Духи времени». М.: НЛО, 2007)

В романе Виктора Пелевина «Ампир V» иронически представлена дихотомия: «гламур» – «дискурс».

Что такое гламур сегодня в российском понимании? Это отнюдь не только «технология глянцевых журналов и <…> шире – современных медиа» [47] . Это продвижение потребительства как высшей ценности и смысла жизни, то есть на самом деле – замена идеи как таковой, отлакированная пустота.

Околоноля.

Но российский гламур не ограничивается теми сферами жизни, которые принадлежат ему по праву, скажем, на Западе. Перефразируя Евгения Евтушенко, можно утверждать, что сегодня гламур в России – больше, чем гламур: «Есть что-то беспомощно-инфантильное в этом тотальном торжище, в этом торопливом… всегда демонстративном мотовстве, в этих совершенно идиотских представлениях о норме потребительских приличий, – пишет автор журнала „Русская жизнь“, чей номер (первый за 2008 год) целиком посвящен теме потребительства. – …Вся страна, какженщина-шопоголик, торжественно спускает последнее, словно „завтра война“. Так ведут себя люди, лишенные серьезного жизненного плана». Отсюда – вывод: «чем активнее и бессмысленнее траты, тем аморфнее образ будущего». Анекдот начала 90-х о дорогом галстуке («А ведь за углом – в 10 раз дороже!» сменился гламурным образом потребления роскоши (лучше всего раскупаются самые дорогие автомобили, – Москва опережает другие столицы мира по числу «Майбахов» и «Порше Кайен»). Жизнь человека ничего не стоит для самого этого человека, если покушаются на принадлежащую ему роскошь (смерть «модели» Анны Логиновой, 29 лет, она же – женщина-охранник знаменитого боксера Кости Дзю). При этом – у той же Анны, как оказалось, кроме этого автомобиля, никаких ценностей больше не было, ее единственному ребенку больше ничего не осталось (она уцепилась за ручку своего автомобиля, когда бандиты выбросили ее из машины, и ее протащило сто метров на всей скорости, пока она не ударилась головой о бордюр). Правда о загулах русских олигархов на мировых курортах (в Куршавеле) в сопровождении десятков «моделей», о баснословных тратах на одежду и драгоценности – это гламур; но гламурен сам облик власти. Репрезентации власти, ее ритуалам (две инаугурации, в 2000-м и в 2004-м, похороны Бориса Ельцина; обеды; автомобили; кремлевские интерьеры, костюмы, часы демонстрация обнаженного торса в глянцевой серии фотографий) соответствует гламуризации повседневной жизни (рекламные растяжки над главными улицами Москвы в Великий пост – для гурманов! – «Мы позаботились о разнообразии вашего постного меню»). Так сформировался стиль «путинского» времени: с гламурным телевидением, пышными развлечениями (праздниками-проектами), с гламурными телеведущими, участвующими в конкурсе танцевальных пар, трансформацией настоящих и ненастоящих артистов в «звезды» и созданием на ТВ целой «Фабрики звезд»; с новыми иконами гламура – например, актрисой, сценаристкой и режиссером Ренатой Литвиновой, работающей под Марлен Дитрих в миксте с Гретой Гарбо; со специальным «гламурным» времяпровождением, с архитектурой рублевского «гетто», со своим кино («Глянец» А. Кончаловского, «Остров» Павла Лунгина, поверхностно-гладкого прочтения модной темы; «Ирония судьбы-2», сиквел советской киноленты, – здесь в эстетике коктейль советского с гламурным). Превращение деятелей искусства (например, выдающегося альтиста Юрия Башмета) в светских персонажей, в одной «тусовке» с просто «светскими львицами» вроде Ксении Собчак, показательно для нашего времени. Равнодушие к социальности – вот, по мнению культуролога А. Тимофеевского, одна из причин легкого перехода многих писателей и режиссеров (Кирилл Серебреников, Иван Вырыпаев, Евгений Гришковец) в мир гламура. Абсолютизирующий настоящее, гламур соответствует историческому моменту, переживаемому сегодня российской «элитой». Остановись, мгновенье, ты прекрасно! Гламур – это «царство позитива» и жизненных удовольствий: «В библиотеке бутика James писатель и драматург Евгений Гришковец представил свою новую книгу „Планка“. Гости, разместившись на удобных подушках, угощались суши, а прозаик зачитывал главы бестселлера» (Vogue).