Русский консерватизм и его критики. - [71]

.

Российские монархи XIX века боялись созывать представительные народные органы даже с узко определенными консультативными полномочиями — наподобие тех, что предлагали умеренные консерваторы и либералы в качестве средства сближения власти и общества. Они боялись, потому что знали историю Французской революции. В мае 1789 года, после перерыва в 175 лет, Людовик XVI созвал Генеральные штаты, которые в течение месяца превратились в Национальное собрание, что повлекло за собой штурм Бастилии. Все это произвело неизгладимое впечатление на умы консервативно настроенных русских людей. Это доказывает реакция Александра II на скромное предложение Лорис-Меликова: «Господа, — заявил он, как говорили, своим советникам, — то, что нам предлагается, — это Генеральные Штаты Людовика XVI. Нельзя забывать, что за этим последовало. Но если вы считаете, что это в интересах страны, то я никоим образом не буду этому препятствовать»[94]. В том же году, после убийства царя, консервативный ежемесячник Каткова «Русский вестник» напомнил своим читателям, что, когда Людовик XVI созвал Генеральные штаты, никто не ожидал, что они превратятся в Национальное собрание, которое присвоит себе королевскую власть. «Когда в стране распространено от тех или других причин недовольство существующим порядком, а власть в то же время слаба, то для правительства нет ничего опаснее представительных собраний и ничего нет выгоднее для революции»[95].

Известно, как Александр III активно противился предложению Лорис-Меликова, когда вступил на трон, наследуя власть отца. Но Победоносцев мог опасаться, что из почтения к своему покойному отцу Александр III согласится на эту реформу. Поэтому он грубо осудил предложение Лорис-Меликова как первый шаг в направлении конституции, и, хотя большинство присутствовавших министров одобрило работу над ним, мнение Александра III было решающим, и проект не был осуществлен. По этому случаю Победоносцев напал и на Великие реформы, назвав их «преступною ошибкой»[96].

Новый царь, бесхарактерный и неуверенный, опасавшийся за свою личную безопасность, последовал этому совету и 29 апреля 1881 года выпустил подготовленный Победоносцевым манифест, в котором объявил о своем решении сохранить полновластное самодержавие[97]. Катков, которого общественное мнение восхваляло (или осуждало) как вдохновителя манифеста, приветствовал его как «манну небесную», спасшую Россию, вернув ей самодержавного царя[98].

Победоносцев не только сформировал у Александра III абсолютно реакционные принципы, выражавшиеся обычно в категоричных, но часто несистематизированных суждениях, но давал ему советы по каждому возможному поводу:

Школьная педагогика и вообще вся постановка школьного дела, содержание газет и журналов, репертуарная политика театров, деятельность творческой интеллигенции и ее взаимоотношения с властью, вопросы развития высшей школы и проблемы совершенствования библиотечного дела — в поистине невероятный по объему и широте охватываемого материала круг проблем каждодневно вмешивался К.П. Победоносцев[99].

Он вмешивался даже в подбор министров. В одном случае он рекомендовал в качестве советника старика-политика, который, по его словам, находился «на краю гроба», но «голова его свежа, и сердце его русское»[100]. Победоносцеву нравились «простые люди, сохранившие в себе простоту мысли и горячность сердца»[101]. Позднее он выступал за роспуск крестьянской общины и замену ее независимыми фермами — идея, которую Столыпин будет осуществлять в 1906 году[102]. Его реакционная политическая философия зиждилась на уверенности в том, что Россия еще совсем не готова к либеральным институтам:

Огромный размер России, сложный национальный состав ее населения, невежество и экономическая отсталость российских крестьян, безответственность и несерьезность интеллигенции и даже внутренне присущие инерция, лень, недостаток инициативы, которые Победоносцев связывал со славянским характером — все это факты и обстоятельства российской жизни, которые он приводил в качестве доказательств недальновидности введения в России представительного правления, свободы прессы, светского обучения и свободной экономики[103].

Влияние Победоносцева постепенно уменьшалось, потому что он мог очень убедительно советовать, чего не следует делать, но в то же время у него было очень мало конструктивных идей, если они вообще имелись. Как вспоминал его друг и интеллектуальный союзник, реакционно настроенный издатель князь В.П. Мещерский, «он неопровержимо ясно и верно доказывал и говорил:

„Вы заблудились, сбились с пути“, но никогда не мог сказать, как же выйти на настоящий путь… В течение более 20-летних дружеских отношений с Победоносцевым мне ни разу не пришлось услыхать от него положительного указания в какой-либо области, что надо сделать взамен того, что он порицает, так не приходилось слышать прямо и просто сказанного хорошего отзыва о человеке»[104].

Таким было и ощущение Александра III, на более позднем этапе своего правления отзывавшегося о Победоносцеве как о человеке, который был полезен в 1881 году, но к совету которого он более не прислушивается: «Отличный критик, но сам никогда ничего создать не может»