Русский флот и внешняя политика Петра I - [26]

Англию в течение всего 1718 г. заботило не столько «спокойствие империи» (т. е. конгломерата германских государств, объединившихся чисто словесно под нелепым названием «Священной Римской империи германской нации»), сколько присутствие русских войск в герцогстве Мекленбургском, в польском городе Данциге и на его территории, которая являлась «границей империи». В инструкции, данной королем Георгом в середине октября 1718 г. отъезжавшему в Петербург английскому представителю, адмиралу и командующему английским флотом на Балтийском море сэру Джону Норрису, говорилось, что если царь хочет хороших отношений с Англией, то он «без колебаний посодействует исполнению наших (британского кабинета - Е. Т.) желаний и освободит герцогство Мекленбург, город и территорию Данцига и границы империи (германской - Е. Т.) ото всех опасений, отведя свои войска из этих мест к своим собственным владениям»².

Самый факт посылки в Петербург в качестве полномочного посла командующего британскими морскими силами на Балтике уже был явной угрозой, тем более что Норрис получил приказание не задерживаться у «доброго брата» короля Георга в Петербурге и, передав требования царю, ехать обратно к своему флоту. Заменить же его должен был (уже действительно в качестве постоянного посла в России) Джемс Джеффрис.

Норрис, однако, в конце концов и не поехал в Россию, а Джеффрис снял копию с его инструкции и направился в Петербург. Прибыл он туда после трудного и очень долгого зимнего путешествия вечером 1 января 1719 г. К этому моменту Петр особенно крепко утвердился на следующем. Подвинуть дело мира возможно только одним путем: устрашить Швецию совместным нападением флота и армии на ее берега. Но русский флот ждет присоединения к нему английской эскадры - вот это на все лады повторял Шафиров англичанам в течение всего 1718 г., и этим он встретил Джеффриса в январе 1719 г.³ А у англичанина был приготовлен ответ, решительно не удовлетворяющий Россию: да, конечно, очень важно поскорее установить мир и спокойствие на Севере, но зачем же думать о высадках и нападениях на Швецию, когда ведутся уже переговоры на Аландских островах между Россией и Швецией? Джеффрис с видом полной невинности говорил об аландских переговорах, из которых, как он знал, пока ничего не выходило, хотя уполномоченные обеих сторон сидели на Аланде уже несколько месяцев. Мало того, и Джеффрис и Шафиров хорошо знали о событии большой важности, происшедшем вечером 30 ноября 1718 г. в окопах под норвежской крепостью Фридрихсгал, которую осаждал шведский король. Случайная пуля пробила навылет голову Карла XII. С его смертью рушились надежды (правда, крайне слабые), какие связывались в Европе с аландскими переговорами.

Когда при первом свидании Джеффриса с Шафировым оба собеседника делали вид, что им еще ничего точно не известно о смерти Карла XII и даже совсем ничего об этом событии не упоминалось, то все-таки Шафиров заявил Джеффрису, что на Аландских островах ни по одному вопросу не состоялось соглашения между русскими уполномоченными и бароном Герцем. Шафиров прибавил, что «этот барон ничего другого не делает, как только развлекает русских (did nothing but amuse them), всякий раз являясь с новыми предложениями». Но ведь Джеффрис узнал тотчас, что в Петербурге на самом деле признают смерть Карла фактом достоверным (they seem here to be sure of)⁴, а значит, партия, стоявшая за продолжение войны, неминуемо должна была взять верх. Арест барона Герца, процесс и казнь его были первой заботой аристократии, возведшей на шведский престол сестру Карла Ульрику-Элеонору.

Следовательно, перспектива ближайших событий выяснялась окончательно: Россия будет продолжать войну, чтобы принудить Швецию заключить мир на условиях, предложенных Петром. Англия будет всеми мерами мешать русском флоту и армии и помогать Швеции.

«Я считаю необходимым предупредить ваше превосходительство, что от здешнего двора не на что надеяться… Русские министры только и говорят, что о силе и могуществе их государя, и они в самом деле думают, что его царское величество уже ни в ком не нуждается и может никого не бояться», - писал Джеффрис лорду Стэнгопу 12(23) января 1719 г,⁵

Для Петра было ясно, что англичане вредили, вредят и будут вредить успеху аландских переговоров, если преемница Карла XII Ульрика-Элеонора и ее окружение в самом деле захотят пойти на серьезные уступки в пользу России. Джеффрис сообщал, что царь даже и не скрывает своего раздражения против Англии по этому поводу. И за что? - скорбно вопрошает посол, - только за то, что Великобритания знает «обширные и опасные намерения царя» и не собирается им потворствовать.

Петр прямо говорил, что не чувствует никакого доверия к Англии, и решил добиваться цели собственными силами. Приготовления флота неустанно продолжались всю весну 1719 г., готовился поход против Швеции.

Английская дипломатия пришла в жестокое беспокойство. Становилось очевидным, что Швеция в своем поистине отчаянном положении пойдет на все уступки, чтобы спастись от страшного русского удара прямо в сердце страны. Этого как раз больше всего боялись англичане.