Русский Феникс. Между советским прошлым и евразийским будущим - [41]

Возможно, российское общество не ожидало, что именно потомок Аркадия Гайдара разрушит все советское, и восприняло это как личное предательство. Легендарный дед Егора Тимуровича был не только писателем, но и добровольцем в Гражданской, а впоследствии и в Великой Отечественной войне, с которой не вернулся, он является символом советских добродетелей, в которой воспитывались многие поколения в духе романтизма.

Сам Гайдар утверждал, что стал «по-настоящему не советским»[227] впервые послед событий в Праге 1968 года: «Уютный привычный мир моего детства, где было все так хорошо и понятно, где были прекрасная добрая идея, красивая страна, ясные цели, вдруг дал трещину и начал рушиться. Детство неожиданно кончилось»[228].

Пражская весна 1968 года считается началом диссидентства в СССР (несмотря на более ранние проявления диссидентства) и является хорошим ориентиром XX века, особенно при написании автобиографии. Эта дата скорее может быть воспринята как часть личной мифологии Гайдара. Действительно, в то время он жил в Югославии, вдали от Москвы, и ему было всего 12 лет. Более вероятным антисоветским импульсом явилась война в Афганистане 1979 г., когда Гайдару было 23 года, и он уже был аспирантом МГУ (Московский государственный университет им. М. В. Ломоносова).

Егор Гайдар активно включился в перестройку, и быстро завоевал доверие Горбачева: «В 1989–1990 г. я неоднократно встречался с Горбачевым на широких, узких и совсем келейных совещаниях, помогал ему в работе над разнообразными документами»[229]. В 1990 г. Михаил Сергеевич создал специально для Гайдара Институт экономической политики при Академии народного хозяйства СССР.

Трансформация Гайдара из кабинетного ученого в радикального реформатора, из последователя Горбачева в союзника Ельцина, произошла в последние годы СССР (1990–1991), когда конфликт между Ельциным и Горбачевым трансформировался в конфликт «Россия против СССР». 12 июня 1991 г. Ельцин был избран президентом и его популярность нарастала с той же силой, с которой падал рейтинг Горбачева.

Начало 90-х годов было отмечено тремя ключевыми событиями — августовским путчем 1991 года, Беловежской пущей и октябрьским переворотом 1993 года. Участником всех этих трех событий был Гайдар.

Дата, когда Гайдар включился в политику, символизирует начало конца СССР — 19 августа 1991 г. Августовский путч был причиной перехода Гайдара из команды Горбачева в команду Ельцина. Театральная попытка ГКЧП (Государственный комитет по чрезвычайному положению) защитить референдум о сохранении СССР от 17 марта 1991 г. закончилась предрешенным провалом, и предоставила прекрасную возможность Ельцину повести открытую борьбу с союзными властями, олицетворяемыми Горбачевым. Гайдар уже сформировал свою концепцию либерализации цен, или «шоковую терапию» (хотя сам он отрицал этот термин[230]) и, естественно, встал на сторону сильного, на сторону того, кто мог ее реализовать — Ельцина. Гайдара отличает от всех реформаторов новой российской истории следование не личным интересам (он не извлек материальной выгоды), а научным.

Будучи талантливым исследователем, поглощенным своей теорией, Гайдар был готов любой ценой претворить ее из кабинетного творения в реальную политику. Этот особый фанатизм был следствием и идеализма Гайдара, унаследованного от советского воспитания.

Патриотическое чувство Гайдара, которое не оспаривается даже его противниками, гипертрофировалось у него в мессианский комплекс, которым он оправдывал свою финансовую политику. Гайдар верил в то, что спасение России зависело только от его экономической программы. В одном из своих последних интервью 2009 г. на деликатный вопрос Владимира Познера, как он принимает «свою непопулярность» в России, Гайдар ответил: «Сказать, что это приятно — нельзя. Но за все приходится платить. В том числе, и за спасение России»[231]. Мессианский комплекс у Гайдара был особенно сильным.

Гайдар принимает активное участие в политике новой России в наиболее драматические годы с начала перестройки и Августовской республики (август 1991 — декабрь 1993).

Гайдар использовал понятие революция в отношении событий 1991–1993 г. и разграничивал его от термина «смута»: «Важная характерная черта, которая отличает смуты в аграрных обществах от революций, состоит в том, что смуты заканчиваются восстановлением традиционных институтов, а в ходе революций укореняются новые, изменяются основы общественного устройства»[232]

Противники Гайдара — мэры Москвы (Гавриил Попов, доктор экономических наук, профессор, декан Экономического факультета МГУ во время учебы Гайдара, и Юрий Лужков), определили предшествующий период (1989–1991) как «Великую антисоциалистическую революцию»[233].

Александр Солженицын также является одним из отрицателей Гайдара и, несмотря на то, что он восторженно воспринял 1991 г., назвав его «Великой Преображенской революцией»[234], впоследствии быстро разочаровался и обобщил 90-е годы ельциновской власти как «безответственность перед народной жизнью… в безоглядной поспешности скорей установить частную собственность вместо государственной — Ельцин разнуздал в России массовое, многомиллиардное ограбление национальных достояний»