Русский Феникс. Между советским прошлым и евразийским будущим - [37]

2.2. Демократия по-русски, или по-евразийски

В начале 90-х годов XX века русский режиссер Андрей Кончаловский провел среди жителей волжской деревни Безводное, героев одного из его фильмов — «Курочка Ряба»[206] и запечатлел на пленке своеобразную социологическую анкету, включающую три вопроса: «Как сварить самогон?», «Кто такой Пушкин?» и «Что такое демократия?». Самым большим разнообразием и неординарностью отличались ответы на вопрос об исконно русском напитке, сопровождаемые богатым набором рецептов самогоноварения. Вопрос о Пушкине составил трудность для половины опрошенных, причем самым «экзотическим» был признан ответ: «Я с ним гуляла когда-то». Что же касается третьего вопроса, то наряду с преобладающими «Не знаю», «Черт его знает», «Мы люди неученые» от одного деревенского гармониста было получено самое типично русское определение демократии: «Это, когда свобода… да и вообще, когда всем хорошо».

До октября 1917 года в русской общественной мысли не существовало комплекса русифицирования формы демократии как таковой, данный комплекс проявился позднее, а в наши дни искусственно внушается, с одной стороны, в качестве образца для новой России западный образец, а с другой — образец, выпестованный нынешними русскими почвенниками. Русские либералы конца XIX — начала XX вв., из круга «Вестника Европы» (К.К. Арсеньев, Л.З. Слонимский, А.Н. Пыпин, К.Д. Кавелин и др.) как и кадеты, были чужды стремлению выделить в какую-либо особую модель демократию по-русски, для них русская демократия была тождественна европейской — согласно идеалам Манифеста 17 октября 1905 года. Но и до революции виден русский взгляд на мир — скорее иррациональный, в отличие от западноевропейского прагматизма.

Однако в 20-е и 30-е годы XX века представители русской эмиграции первой волны первыми стали искать русские образцы демократии, пытаясь отмежеваться от европейской модели. С одной стороны, причиной этих поисков стало их разочарование в европейском обществе, с другой — тот факт, что русские эмигранты утратили родину не только физически, но и исторически: Россия Романовых и Советская Россия — это были два совершенно разных государства. Поиски «русской» демократии были частью самосохранения национальной идентичности эмигрантов.

Философ права Павел Новгородцев отвергал самый термин «демократия» как дискредитированный мировым кризисом в нравственнорелигиозном отношении, или кризисом правосознания, свидетелем которого он был в июне 1923 года, когда была написана его статья «Восстановление святынь», опубликованная посмертно, и который, по его мнению, стал причиной «оскудения демократической идеи». П.И. Новгородцев предлагал ввести вместо понятия «демократия» понятие «агиократия, власть святых»[207].

Писатель Иван Шмелев также рассматривал понятие «демократия» с религиозной точки зрения, говоря о «духовной демократии», или о «возрождении жизни на основе религиозной, на основе нравственной»[208].

Русские эмигранты подвергали критике не только термин «демократия», но и понятие «общественный договор».

«Новоградец» С. Белозеров предлагал заменить его понятием «общее дело», однако данная дефиниция по смыслу не отличается от «contrat social»: «Мы понимаем государство и человеческое общество, как «общее дело»… и даем государству новое определение, основанное на философии общего дела: государство есть человеческое общество, объединенное общим делом, направленным к утверждению жизни на определенной территории и осуществляемым особенной государственной и общественной организацией, правительством и другими учреждениями. […] Общее дело определяет каждую из трех государственных стихий: и территорию, и народ, и правительство и объединяет их в органическое единство»[209].

Философ и монархист Иван Ильин предложил термин «демократическая диктатура», которую он определял как «национальную, патриотическую, отнюдь не тоталитарную, но авторитарную — воспитывающую и возрождающую диктатуру». И.А. Ильин признавал социальный характер «демократической диктатуры», исходя из религиозной точки зрения: «Мы, русские христиане, по-прежнему будем искать в России социальный строй. Однако на основе частной инициативы и частной собственности»[210].

Будущее устройство «демократической диктатуры», или корпоративного государства — это было заимствовано И.А. Ильиным у фашизма — по его мнению, выражалось в следующем:

а) диктатор, вождь или монарх — данное лицо не может быть иноземцем или иноверцем;

б) Совет Неприкосновенных, или Совет Старейшин из 30 человек — назначенных и избранных пожизненно (функции которого адекватны функциям Государственного Совета и Сената империи); государство разделено не на губернии, а на наместничества;

в) избирательное право не всеобщее, оно зависит от ранга, стажа и образовательного минимума. Имущественный ценз отсутствует, а для представителей иных вероисповеданий и национальностей — наличие процентной квоты. Голосование обязательное;

г) партийная принадлежность мешает политической карьере — ответственные посты можно занимать после выхода из партии;

д) политические права инородцев и иноверцев ограничены.