Русский Феникс. Между советским прошлым и евразийским будущим - [34]

Аркадий Бабченко, в семье которого есть участники войны, пишет: «Я вот совершенно не могу представить, что должно заставить меня повесить фотографию моей уже умершей бабушки на дощечку и, выставляя её на всеобщие обозрение, пойти с ней по улицам. Зачем?.. Зачем всем остальным смотреть на фотографию моей бабушки или моего воевавшего еще на Халхин-Голе танкистом деда, и знать, что они уже мертвые?»[195]. Вопрос, однако, в том, за что они умерли, а это показывает и то, зачем они жили. Чингиз Айтматов ввел понятие «манкурт» об утративших свою родовую память, «Иваны Непомнящие родства», но после 1991 г. появился новый термин: «вырусь» — «выродившийся русский», русский, забывший о том, что он русский, и в результате патологически агрессивный к своим.

Любопытна была реакция Гейдара Джемаля в телевизионном интервью 12 мая 2015 г., отметившего, что Бессмертный полк это «другой тип религиозности… конституируется религия предков… огромная опасность для духовных путей народа… выпадает из контекста православия»[196].

По этой логике каждый памятник является «религией предков» и может быть связан с запретом изображения человеческих образов в исламской эстетике, но Гейдар Джемаль сознательно пытается противопоставить Церковь Бессмертному полку, хотя сам он в 2013 г. в эфире программы «Познер» заявил, что «Русь православная это некий стереотип»[197]. Гораздо более тревожным является празднование Рамадана в светском пространстве на улицах Москвы как политическая и показная демонстрация присутствия, которое может оказаться средой для потенциального конфликта, это вопрос политтехнологии. Причиной неприятия Бессмертного полка Гейдаром Джемалем, однако, является то, что это мероприятие представляет собой невидимую нить, ведущую к советскому прошлому через Победу, для большей части постсоветского пространства.

Характерная дихотомия российско-американского является привилегией не только патриотов Кремля, но и российских либералов, однако с обратным знаком. В этом году (2016) 9 мая, в пример был приведен американский День Поминовения (Memorial Day) с попыткой низкопоклоннического копирования.

В качестве примера «путинского большинства» представлены американские ветераны из фильма «Буря в пустыне», которые работают официантами или занимаются лайф-коучингом — тренингом «по жизненным мотивациям»[198]. Обывательское восхищение российского либерала (в данном случае Карины Орловой) не имеет предела, речь идет о «малом бизнесе» (как сладостно звучит — «бизнессс»), а то, что он является плодом большого бизнеса в разрушенном Ираке и не только, то это детали, не существует «бессмертной победы», не существует ценностей, есть цена, причем низкая, но американская, атлантическая, безошибочная.

По сути, день ветеранов в Донецке также был частью Бессмертного полка, но там были портреты и погибших в 2013–2014 гг., нового поколения бессмертных, убитых властью в Киеве… и здесь уже есть фотографии и детей… это, однако, остается вне поля зрения либералов.

В Донецке состоялся внушительный парад 9 мая, а ополченец Моторола уже стал генералом. Большинство «ополчев», сейчас уже военных из ДНР и ЛНР, простоваты, с криминально-уголовной эстетикой, примитивной лексикой, но крепким инстинктом самосохранения, безусловно, не безвозмездно. Война это не офицерский бал, а ее герои зачастую уродливы на первый взгляд. Таких идейных командиров, как Мозговой, отстреляли, дабы не мешали.

Еще с начала 90-х годов 9 мая мешал российским либералам, популяризировавшим идею, подхваченную сейчас Михаилом Ходорковским, чтобы Россия праздновала 8-е мая и забыла 9-е, и стала частью цивилизованного сообщества. А вместе с 9 мая забыла и Сталина. Здесь процветают споры о том, победил ли народ войну вопреки (либералы) или благодаря Сталину (патриоты).

Не оправдывая сталинских репрессий до и после войны, и с риском того, что это прозвучит кощунственно, невозможно умалчивать о том факте, что Бессмертный полк имеет и бессмертных полководцев, а также и бессмертного генералиссимуса (уничтожение памяти по-украински с разрушением памятников лишь усиливает болезненное воспоминание, тогда как историческая совесть распознает все нюансы), поскольку именно Сталин несет ответственность за работу Генерального штаба во время войны со всеми успехами и поражениями, с бесконечными жертвами, что в конечном итоге, увенчалось победой.

9 мая еще долго будет камнем преткновения десталинизации, которая в ходе хрущевской или горбачевской кампаний временно выдвигает эту личность советской истории, оценки которой эмоциональны на бессознательном уровне — невозможно спорить ни со сталинистом, ни с антисталинистом. (Впрочем, одна стилистическая деталь, на параде в 2016 г. М. Горбачев не прикрепил Георгиевскую ленточку к лацкану.)

Потребительская память смертна, она исчерпывается «потребительской корзиной», все, что находится вне ее — излишне. Кремль является не меньшим потребителем, чем российские либералы, однако пытается практиковать «суверенную глобализацию» (великолепный термин либерального публициста и главного редактора «Независимой газеты» Константина Ремчукова). В ответ на милитаристский пафос Кремля российские либералы минорным тоном сетуют на то, что 9 мая должен быть «днем памяти», без торжеств, военных «африканских парадов с Тополей М» (Виктор Шендерович), дома, в траурном молчании, с ломтем черного хлеба на стакане с водкой (Евгения Альбац). Победа, однако, военная, война — священная, потому что при ином финале славяне, евреи, цыгане и просто несогласные не имели бы права на существование.