«Fouillant dans le coeur d'une hécatombe humaine,
Prêtre désespéré, pour y chercher ton Dieu»
[26]Я знаю, что поэтические произведения не пишутся так, как это представляют литературные критики; однако если бы я был вынужден «своими» словами передать то, что Пушкин хотел сказать своим «Дон-Жуаном», я, заведомо зная, что упрощу, а, следовательно, искажу, написал бы примерно так: «Он хотел сказать, что для него не имели значения, как для других, политические и философские взгляды Дон-Жуана. Что могут существовать, и с правом на счастье, люди, живущие для любви, для одной лишь любви; однако отнюдь не только для любви в „высоком“ смысле, и еще менее для любви к ближнему».
Этих людей осуждают. Действительно, большинство поэтов с большим или меньшим успехом осуждали Дон-Жуана. Иногда случалось, что, вопреки желанию поэта открыто осудить Дон-Жуана, тот оказывался у него гораздо привлекательнее, чем это вытекало из политических и религиозных убеждений поэта. Кроме того, так получилось, волею судеб, что выбравшие Дон-Жуана своим героем были, как правило, людьми сурового душевного склада, подобно Тирсо де Молине, который в старости ушел в монастырь.
Если бы идею его «Дон-Жуана» назвали «языческой», Пушкин не придал бы этому значения. Единственным поэтом, который прямо сказал, что любит Дон-Жуана, был Альфред де Мюссе. «Pas un d’eux ne t’aimait, Don Juan; et moi je t’aime...»[27]. Пушкин мог этого и не говорить.
