Русский апокалипсис. Фантастический репортаж из 2000 года - [10]

Слева от меня, со стороны здания Министерства внутренних дел раздались крики и зазвенели стекла. Я видел, как булыжник угодил в одно из зеркальных окон второго этажа. Двор министерства между зданием и решетчатой оградой был заполнен милиционерами в форме и с оружием. Они стояли спокойно, только передовая цепь милиционеров чем-то вроде палок от метел деловито стал кивал а с ограды пытавшихся перебраться через нее людей. Не сумев перекатиться через ограду, толпа с уханьем перевернула три стоявшие вне ограды милицейские «Волги», которые через несколько минут загорелись. Полыхающее под дождем оранжевое пламя производило какое-то потустороннее впечатление.

Потом раздался звон стекол со стороны библиотеки, размещавшейся на первом этаже десятиэтажного здания на другом краю площадки. Я увидел, что на его крыше находятся люди. Кто это, демонстранты или, наоборот, милицейские снайперы, было не разглядеть. В кафе «Шоколадница» прямо напротив меня какие-то люди разбили камнем витрину, ссыпавшуюся на асфальт стеклянным дождем, и деловито полезли внутрь. Звенело уже по всей площади, как будто отзывались друг другу колокольчики со всех сторон. В жилом доме над кафе были распахнуты все окна, отовсюду торчали головы. Из-за домов вытекла цепочка милиционеров в шлемах и с пластиковыми щитами в руках. Она попыталась окружить массу на площади и отсечь ее от прибывающих вновь, но в одно мгновение была смята и растворилась в толпе. Что происходило с милиционерами, я не знаю. Примерно через полчаса послышалось завывание милицейских сирен, со стороны Мытной улицы на площадь выехали милицейские «Волги», а за ними стала выползать колонна крытых «уралов». Грузовики остановились, из них посыпались солдаты, быстро перекрывшие все впадающие в площадь улицы. Выход из метро закрыли, заталкивая обратно пытавшихся выбраться на улицу людей. Аркада, только что черная от людей, опустела, остались разбитые киоски и смятые затоптанные книги с торговых лотков. Несколько человек, пришедших со стороны Парка Горького, пытались прорвать плотную цепь солдат, но были схвачены. Что с ними делали, за спинами солдат было не разглядеть. Я видел, как их потащили к стоящему неподалеку автобусу с занавешенными стеклами. Толпа, прорвав оцепление, устремилась к задержанным. Закипела схватка. Потом я услышал несколько хлопков и понял, что это выстрелы. Мне показалось, что они донеслись откуда-то сверху. Но кто стрелял и откуда, я не знаю. Потом раздалась автоматная очередь. Толпа отхлынула. Раздавались крики и пронзительный визг. Над площадью как будто повис непрекращающийся вопль и стон.

Мимо меня пронесся взъерошенный человек с криком: «У кого есть телефон? Вызывайте скорую. Там людей расстреливают!» Я видел все это собственными глазами. Но я не могу сказать, кто начал стрелять, откуда и почему. Коммунисты потом в своей прессе кричали о расстреле мирной демонстрации трудящихся 8 июня. Правительственные газеты писали о беспорядках и нарушении режима чрезвычайного положения. Расследование было, но, как всегда в таких случаях, завершилось ничем. В одном я уверен: демонстрация не была мирной. В митинге коммунистов на Октябрьской площади бурлила злая направленная воля. Толпа, как злобное животное, билась в стены и окна, поджигала машины, затаптывала милиционеров. На площади ей было тесно, и она стремилась прорвать кордоны и потечь по городу. Если бы солдаты не применили оружие, их смяли бы и разорвали в полном и буквальном смысле слова. А потом по городу понесся бы смерч. Не знаю, чем это могло бы закончиться.

После выстрелов на площади сразу сделалось заметно меньше народу. Люди сгрудились в центре площади. С пьедестала памятника Ленину что-то кричал оратор с мегафоном. До меня доносились слова «кровь… трудовой народ… кровавая банда…», но в целом было не разобрать, слова глохли в насыщенном влагой воздухе. Потом включился мощный громкоговоритель из автобуса и голос покрыл всю площадь: «Внимание! Требую разойтись. Митинг запрещен. Вы нарушаете режим чрезвычайного положения… Оставшиеся будут арестованы и понесут наказание согласно закону о чрезвычайном положении… Требую разойтись…». Оратор на памятнике пытался перекричать соперника, но было ясно, что его не слышат даже те, кто стоял рядом. Он слез с памятника и исчез в тесной группке внизу. Толпа стала таять на глазах.

— А это какая партия, вон те, у памятника? — осторожно спросил я у парня, слушавшего рядом, вытянув шею.

— А ты сам кто такой? — подозрительно отозвался он.

— Да никто… — сказал я, пожав плечами, — просто случайно здесь оказался…

— Случайно! — передразнил он. — Придурки это — вот какая партия. Ты, друг, лучше мотай отсюда, пока цел.

Потом он все же решил поделиться знаниями.

— Эти — точно придурки, — сказал он. — А стреляли баркашовцы. Я точно знаю. Я сам видел. Там мой кореш.

Он куда-то неопределенно махнул рукой.

— А баркашовцы — не придурки? — рассердившись, спросил я. Парень презрительно посмотрел на меня, повернулся и деловито ушел в сторону оцепления.

6

Выпускали всех, но проверяли документы. Я предъявил корреспондентское удостоверение и через полчаса был в редакции. Там я заперся в своей комнате и стал писать статью, наверное, самую лучшую в моей жизни. Стон и вопль смертельно раненой толпы стоял у меня в ушах. Статья, конечно, в номер не пошла. Она лежит у меня в гранках. Из нее попали в печать ровно десять строк. У меня до сих пор хранится номер газеты от 9 июня 2000 года. Мои вырванные из статьи строчки стали частью большого материала о реакции на введение чрезвычайного положения, вышедшего под заголовком «Главное — спокойствие». На первой полосе под шапкой ЭКСТРЕМИСТЫ ДОИГРАЛИСЬ. В СТРАНЕ ВВЕДЕНО ЧРЕЗВЫЧАЙНОЕ ПОЛОЖЕНИЕ опубликованы официальные сообщения. Информация с мест: ничего страшного в стране не происходит, много несанкционированных митингов, но прошли они достаточно спокойно. Инициаторы и активисты подвергнуты штрафу и предупреждены о тяжелых последствиях в случае повторения противоправных действий.