Русский Афон 1878–1914 гг. Очерки церковно-политической истории - [23]

С одной стороны, греки видели в постоянно растущем числе келлиотов явное зло, а с другой — русские монахи были им выгодны в материальном отношении, и потому их терпели. На нарушения законных норм келлиотами жалуется Иоаким III, который был одним из ревностных борцов против их злоупотреблений[166]. Против келлиотов был, скорее всего, направлен также повторный указ патриархии о запрещении монахам уходить с Афона без благословения и письменного разрешения[167]. Афонский Протат также неоднократно пытался принимать меры против келлиотов. Так, в 1883 г. было задумано провести ревизию всех афонских скитов и келлий с целью удаления беспаспортных мирян и проживающих сверх числа братии, зафиксированной в омологиях[168]. Прибывающим на Афон теперь нужно было иметь письмо от патриарха на имя Протата. Греки хотели привлечь к этой ревизии и русских, однако те, зная, что мера направлена против них, отказались. В 1892 г. Кинот отправил в патриархат жалобу на келлиотов, незаконно собирающих в России пожертвования. Патриарх же обратился к Нелидову с просьбой представить список таких людей[169]. Святогорцы повторили свою жалобу 30 сентября 1893 г. Ответ патриарха последовал 23 декабря 1893 г. Патриарх, говорилось там, принял меры, чтобы в России рассмотрели вопрос об этих нарушениях (покупке келлий и строительстве зданий в них). Киноту же предписывалось не разрешать выезд келлиотов с Афона без соответствующих грамот[170].

Самостоятельность и неконтролируемость афонских келлиотов не нравилась и русскому правительству. Однако при отсутствии согласованных действий результат не мог быть достигнут. Несмотря на то, что МИД, патриархия и российский Синод понимали необходимость принятия радикальных мер против отдельных келлиотов и установления контроля над ними, до середины 1880-х годов дело оставалось на уровне писем и дипломатических донесений. Дипломаты не всегда могли различить истинных подвижников от монахов, стремящихся к наживе. Кроме того, их защищали, следуя общему правилу покровительства русским; многие меры Протата вполне резонно воспринимались как действия против русского элемента в целом[171].

Интересные доводы в пользу келлиотов приводит их защитник Г. П. Беглери в своей «Записке об Афоне», составленной в 1890 г. для посла Нелидова. Старообрядческие русские общины, пишет он, непрерывно посылают из России своих людей на Афон, где именно в келлиях они встречают радушие и ласковый прием. Там эти посланцы находят руководителей, которые могут до известной степени разрешить их недоразумения и сомнения по источникам, которым староверы доверяют. Вернувшись в Россию, эти старообрядцы приносят с собой верные толкования, способствующие исподволь к воссоединению старообрядческих групп с Русской православной церковью. Бывали также случаи, что староверы оставались послушниками в афонских келлиях[172]. После кончины архим. Макария, продолжал Беглери, в Пантелеймоновском монастыре стал преобладать практический дух: монастырю, по словам его иконома о. Павла, требовались прежде всего рабочие руки. В результате многие грамотные и духовно настроенные монахи покидали его и уходили в келлии. Невзирая на отдельные недостойные исключения, большинство келлиотов ведут истинно монашеский образ жизни[173].

Все четыре десятилетия после 1878 г. русские дипломаты, с одной стороны, писали донесения в МИД и Синоду о злоупотреблениях келлиотов, а с другой стороны, просили о поддержке того или иного из них. Неопределенность в образе действий посольства объяснялась также отсутствием четких инструкций от правительства. О необходимости надзора над келлиотами неоднократно предупреждал и архим. Макарий. После русско-турецкой войны, писал он, греческие монастыри почти совершенно прекратили осведомляться у Пантелеймоновского монастыря об ищущих рукоположения русских, заменив это своим усмотрением касательно лиц с достатком, а бедняков стали всячески теснить[174]. Теперь патриархия намеренно уклонялась от стеснения келлиотов под предлогом, что они русские. Между тем содействие патриархии было необходимо: русский монастырь собирался попросить патриарха подтвердить грамоту, изданную патриархом Анфимом VI 3 ноября 1871 г. против принятия неизвестных лиц из России, в том числе бежавших от военной службы, преступников и т. д. В 1890 г. А. И. Нелидов посылал запрос в Азиатский департамент МИДа, подчеркивая важность для посольства знать отношение императорского правительства к усилению афонского иночества на Афоне[175]. «Одной из главных причин стремления русских обращать келлии в скиты служит, конечно, необеспеченность келлиотов от монастырского произвола, полная их бесправность… Конечно, в этом отношении было бы гораздо лучше, если бы русским удалось приобрести в собственность один из обедневших греческих монастырей. Подобное желание не раз высказывалось нашими афонцами, хотя никогда не переходило на деловую почву». Вкладывание же русских денег в строительство келлий представлялось делом, не имеющим перспективы и с точки зрения государственных интересов вредным ввиду того, что келлии юридически не являлись русской собственностью. «Невольно приходится пожалеть, — пишет посол, — что эти деньги идут на поддержку и устройство келлий, которых самая принадлежность русским инокам зависит от произвола греков, и с этой стороны, раз невозможно остановить или направить эти пожертвования иначе, — быть может, было бы лучше, если бы они получались, по крайней мере, скитами, составляющими неотъемлемую русскую собственность»