Русские земли Великого княжества Литовского (до начала XVI в.) - [38]
Если попытаться сформулировать суть изменений, которые происходили с княжеской властью в этот период, то следует констатировать ее очевидное усиление. Однако неотъемлемая часть этого процесса — влияние соседней татарской силы. Ремарка «тогда бо бяхуть князи русции в воли в татарьской» становится рефреном в летописном повествовании об этом периоде. Правители Орды приказывали срывать городские укрепления, участвовать в татарских походах. Но и русские князья использовали в своих целях татарские отряды. Так, в походах на Литву и Польшу Лев Данилович опирался на татар (1275, 1277, 1280 гг.).[602]
В характере княжеской власти и межкняжеских отношениях очень многое могут разъяснить события последней четверти XIII в., связанные с Владимиром Васильковичем. Бездетный и безнадежно больной князь решил передать свое наследие младшему из своих двоюродных братьев — Мстиславу, а не старшему Льву и его сыну Юрию. «А даю тобе, брату своему, землю свою всю и городы по своем животе. А се ти даю при царих и при его рядьцах», — обратился больной князь к Мстиславу. Тот, в свою очередь, обратился к своему родному брату Льву, которому Владимир уже сообщил о своем решении: «Се же брате мои Володимир, дал ми землю свою всю и городы. А чего восхочешь? Чего искати по животе брата моего и своего, осе же ти Цареве, а се царь, а се аз. Молви со мною, што восхочешь».[603] Мстислав, не дождавшись братниной смерти стал распоряжаться его наследием. Когда Владимир узнал, что Мстислав «дает город Всеволож бояром и села роздаваеть»,[604] он возмутился. Двоюродный браг еле смог успокоить его словами, что «земля Божья и твоя и городи твои». Некоторое время спустя были составлены две грамоты. Одной передавались «земля вся и городы» и стольный город Владимир, а вторая касалась материального обеспечения жены и приемной дочери Владимира Васильковича: «Дал есмь княгине своем по своем животе город свои Кобрынь и с людми и с данью, како при мне даяли, тако и по мне, ать дають княгине моеи, иже дал есмь ей село Городел и с мыто, а людье како то на мя страдали, тако и на княгиню мою, по моем животе, аже боудеть князю город рубити, ини к городу, и побором и тотарщиною ко князю, а Садовое ей, Сомино же дал есмь княгине своей и манастырь свои Апостолы же создал и своею силою, а село семь купил Березовиче у Рьевича у Давыдовича Фодорка…».[605]
Б.Д. Греков полагал, что князь Владимир Василькович в 1287 г. одинаково распоряжался «как своей государственной территорией, так и своей домениальной землей».[606] Однако И.А. Линниченко аргументировано утверждал, что князь удельного периода не был еще князем вотчинником, территория княжества принадлежала не ему, а общине. Из завещания волынского князя Владимира Васильковича «мы видим, что князь, как и частное лицо, владел землей, приобретенной частноправовым путем, и притом в размерах, далеко не особенно внушительных».[607] А.Е. Пресняков со свойственным ему чутьем видел здесь свидетельство переходного состояния «отношений от древнерусского строя к новому удельно-вотчинному».[608] Правда, по справедливому замечанию исследователя этой проблемы С.С. Пашина, из поля зрения А.Е. Преснякова ускользнул тот факт, что «важнейшим условием для возникновения нового порядка наследования стало участие ханской власти. С другой стороны, князья еще не могли обходиться без поддержки широких кругов горожан».[609] Действительно, Мстислав «созва бояры володимерьскыя брата своего и местичи русци и немце, и повеле передо всими чести грамоту братну о даньи земле и всех городов, и стольного города Володимеря и слышаша вси от мала и до велика».[610]
Тем не менее оценка А.Е. Пресняковым этих событий как свидетельства переходного состояния от древнерусского строя к новому удельно-вотчинному остается в силе. О переходности общественных отношений свидетельствуют и дальнейшие события. По материалам последней четверти XIII столетия можно изучать процесс выделения новых пригородов, формирования самостоятельных волостей. Это касается прежде всего Берестья. Еще в начале XIII в. прослеживается тенденция берестьян к самостоятельности,[611] но особенно ярко она проявилась уже в конце столетия. Мстислав только успел «вокняжиться, как «приде ему весть, уже засада Юрьева в Берестьи и во Каменци и в Бельски. Берестьяне бо учинили бяхуть коромолу и еще Володимиру князю болну сущю, они же ехавъше к Юрьеви князю, целоваше крест на том, рекуче, како не достанеть стрыя твоего, ино мы твои и город твои, а ты наш князь».[612] Здесь налицо процесс волостного обособления, о котором уже шла речь на страницах этой книги и который подробно изучался в другом труде.[613] Берестье выделялось в самостоятельный город-государство. Мстислав не мог этого терпеть. Он обратился к Юрию, а потом к его отцу Льву, угрожал. Орудием угроз здесь выступает орда (Мстислав даже послал гонца к татарам). Эти угрозы возымели действие. Лев послал, в свою очередь, гонца Юрию: «Поеди вон из города, не погуби земли, брат мои послал возводить татар».
