Русские земли глазами современников и потомков (XII-XIV вв.) - [17]

.

Неудивительно, что многие исследователи считают Новгород теократической республикой, во главе которой фактически стоял новгородский владыка (частным основанием для этого служило то, что новгородского архиепископа де Ланнуа называл сеньором города[72]). Тем не менее, уже упоминавшийся А. С. Хорошев категорически возражает против такого определения:

«…Экономическое и политическое могущество новгородского Дома святой Софии безусловно; однако вся его политика в основе своей отвечала замыслам новгородского боярства»[73].

Впрочем, даже такой жесткий вывод не снимает вопроса об особом сакральном статусе Новгорода (а впоследствии и выделившегося из состава Новгородских земель Пскова) в Русьской земле.

Что же касается Переяславского княжества, то его особый статус, скорее всего, можно было объяснить все-таки тем, что им владели потомки лишь одного из отпрысков Ярославова рода Владимира Мономаха, который сам приобрел особое место в числе наследников великого князя киевского.

Во всяком случае, вопрос о том, почему эти города, так сказать, выпали из нормальной системы управления русских земель, нуждается в серьезном исследовании.

* * *

Итак, основные итоги нашего анализа сводятся к следующим положениям:

1. Новая модель существования единой Русьской земли, представлявшей теперь систему множества суверенных государств, была найдена и легитимирована.

2. Прежняя государственная идея была сохранена: все князья отныне держали отчину свою, но при этом над Русьской землей была рука Божия, даровавшая им единое сердце, чтоб исполнить повеление царя и князей, по слову Господню[74].

3. Связующим звеном при этом, несомненно, выступала церковная организация, глава которой носил титул митрополита Киевского и всея Руси.

Лекция 2 РУСЬ И СТЕПЬ

Касаясь понимания летописцем того, что представляла собой Русская земля в широком смысле этого словосочетания, я уже упоминал довольно странный, на первый взгляд, вывод одного из лучших отечественных специалистов в области исторической географии В. А. Кучкина. Напомню, о чем шла речь.

Под 6653/1145 г. в Новгородской первой летописи старшего извода упоминается поход на Галич:

«…Томь же лете ходиша вся Русска земля на Галиць и много попустиша область ихъ, а города не възяша ни одиного, и воротишася, ходиша же и из Новагорода помочье кыяномъ, съ воеводою Неревиномь, и воротишася съ любъвью»[75].

Тот же поход описывается и в Ипатьевской летописи, но гораздо подробнее:

В лето 6654[Год указан по ультрамартовскому стилю.] Всеволод съвкоупи братью свою. Игоря и Святослава же остави в Киеве а со Игорем иде к Галичю и съ Давыдовичима, и с Володимиромъ, съ Вячеславом Володимеричем, Изяславъ и Ростислав Мьстислалича сыновча его и Святослава поя сына своего и Болеслава Лядьскаго князя зятя своег̑о, и Половце дикеи вси. И бысть многое множество вои, идоша к Галичю на Володимирка[76]

Сопоставление приведенных текстов позволило В. А. Кучкину вполне резонно заключить:

«…Если новгородский летописец имел в виду всех участников похода, тогда под его Русской землей нужно разуметь еще поляков и половцев»[77].

И если присутствие в числе представителей Русской земли польского князя Болеслава автор известия Ипатьевской летописи хоть как-то оправдывает (уточняется, что тот зять Всеволода), то дикие половцы выглядят в приведенном перечне действительно дико… Правда, если забыть так называемое этнографическое введение к Повести временных лет, в котором половцы стоят в одном ряду с восточнославянскими племенами:

«…Поляне имеют обычай отцов своих кроткий и тихий, стыдливы перед снохами своими и сестрами, матерями и родителями; перед свекровями и деверями великую стыдливость имеют; имеют и брачный обычай: не идет зять за невестой, но приводит ее накануне, а на следующий день приносят за нее — что дают. А древляне жили звериным обычаем, жили по-скотски: убивали друг друга, ели все нечистое, и браков у них не бывали, но умыкали девиц у воды. А радимичи, вятичи и северяне имели общий обычай: жили в лесу, как и все звери, ели все нечистое и срамословили при отцах и при снохах, и браков у них не бывало, но устраивались игрища между селами, и сходились на эти игрища, на пляски и на всякие бесовские песни, и здесь умыкали себе жен по сговору с ними; имели же по две и по три жены. И если кто умирал, то устраивали по нем тризну, а затем делали большую колоду, и возлагали на эту колоду мертвеца, и сжигали, а после, собрав кости, вкладывали их в небольшой сосуд и ставили на столбах по дорогам, как делают и теперь еще вятичи. Этого же обычая держались и кривичи, и прочие язычники, не знающие закона Божьего, но сами себе устанавливающие закон.<…>Так вот и при нас теперь половцы держатся закона отцов своих: кровь проливают и даже хвалятся этим, едят мертвечину и всякую нечистоту — хомяков и сусликов, и берут своих мачех и невесток, и следуют иным обычаям своих отцов»[78]

Как видим, летописца вовсе не смущает такое соседство. Оно странно для нас. Мы даже не замечаем, как срабатывает стереотип: половцы извечные враги Руси. Другого просто не могло быть.

Чтобы разобраться с подобными недоразумениями, попытаемся понять, кто такие половцы для автора и читателя XII на-