Русские в Берлине - [9]

Тем февралем берлинцы еще не понимали, скольких страданий удалось бы им избежать, пойди русские прямо на Берлин вместо того, чтобы остановиться на Одере.

Во-первых, из 1 350 000 тонн бомб, сброшенных союзниками на Германию за всю войну, треть была сброшена с февраля по май 1945 года. Более трети из 329 000 мирных жителей, ставших жертвами бомбежек, погибло между февралем и концом войны. Между 1 февраля и 21 апреля Берлин подвергся 83 жесточайшим воздушным налетам; единственной спокойной оказалась ночь перед Пасхой.

Во-вторых, не было бы ни разрушенного ночью 13 февраля Дрездена, ни жесточайших налетов на Вюртемберг и Потсдам остался бы целым и невредимым.

И наконец, оборонительные рубежи, какими бы слабыми они ни были, которые в апреле преградили путь Красной армии, в феврале были еще не закончены. Чтобы разрушить их до основания, даже не понадобилось бы орудий, а пожары, уничтожившие в самом конце значительные части города, не начались бы.

Глава 3. Выжидательная позиция

Могли ли русские занять Берлин в феврале 1945 года? И если да, то почему они не сделали этого?

Как только Берлин оказался в прямой досягаемости группы армий 1-го Белорусского фронта, Жуков приготовился к следующему броску. И маршал, и его командиры были абсолютно убеждены в необходимости немедленного наступления на Берлин. Чуйков писал:

«Взятие Берлина в феврале 1945 года должно было бы означать окончание войны. А самое главное, мы понесли бы значительно меньше потерь, чем позднее в апреле… За восемнадцать дней наше наступление [Висло-Одерская операция] продвинуло нас на 500 км. Мы проделали очень длинный путь за очень короткое время. Если бы только Верховное главнокомандование и Генеральный штаб организовали наше снабжение так, чтобы достаточное количество снаряжения, горючего и продовольствия оказалось у нас на Одере, если бы наши самолеты перебазировались на ближайшие летные полосы, а инженерные войска были отправлены наводить мосты через реки, четыре наши армии – 5-я Ударная, 8-я гвардейская и 1-я и 2-я танковые – могли бы продолжить движение и завершить эту исполинскую операцию, покрыв последние 60–70 км до Берлина.

Ситуация складывалась чрезвычайно благоприятная. Большинство гитлеровских дивизий оказались связанными нашим наступлением в Курляндии[10], Восточной Пруссии и под Будапештом и не имели возможности прийти на помощь Берлину, а дивизии, которые Гитлер перебросил с Западного фронта, были не готовы вступить в бой. Я уверен, что 1-й Белорусский и 1-й Украинский фронты вполне могли выделить нам еще по две-три армии каждый, чтобы взять штурмом политический и военный центр фашизма, что означало бы окончание войны. Разумеется, мы подверглись бы риску, но какая военная операция обходится без него? В данных обстоятельствах успех зависел в основном от быстрого снабжения боеприпасами и горючим в необходимых количествах…

Разумеется, это было не единственной проблемой, хотя, с моей точки зрения, когда изначально планировалась Висло-Одерская операция, совершенно невозможно было предвидеть действительное развитие событий… Однако генералы и Генеральный штаб должны уметь давать военную и политическую оценку каждому текущему моменту и, по необходимости, в соответствии с этим корректировать свои планы…

Я прекрасно понимаю, что в такой стремительной операции, которую мы осуществили между Вислой и Одером, было невероятно трудно заранее планировать следующий этап – наступление на Берлин. Это означало бы мобилизацию огромных сил, переброску их к Одеру и снабжение всем необходимым. И тем не менее я считаю, что это не было невозможным. В феврале 1-й Белорусский фронт перебросил две танковые и три другие армии для участия в кампании в Восточной Померании и обеспечил их снабжение. Таким образом, уверен, что наша нерешительность в виду Берлина стала излишней предосторожностью, порожденной опасением, что гитлеровская группа армий «Висла» могла нанести удар с севера, из Померании. Я считаю, что было бы более разумно отрядить пять армий 1-го Белорусского фронта на взятие Берлина, чем оставлять их связанными на севере. Также не представляло проблем добавить еще три-четыре армии из состава 1-го Украинского фронта. На основании этих размышлений я осмеливаюсь заявить:

a) мы обладали достаточными ресурсами для продолжения Висло-Одерской операции – вплоть до взятия Берлина;

б) наше беспокойство по поводу правого фланга 1-го Белорусского фронта оказалось необоснованным ввиду того, что противник был слишком слаб, чтобы вызывать у нас беспокойство[11] (что, кстати, признает в своих мемуарах и Гудериан);

в) план противника по нанесению контрудара в районе Штеттина не мог быть осуществлен ранее 15 февраля, да и то только недостаточными силами;

г) если бы мы вышли к Берлину в первой половине февраля силами семи или восьми армий, мы могли бы сорвать прорыв неприятеля от Штеттина и продолжили бы движение на запад».

Маршал Жуков, который в воспоминаниях Чуйкова производит впечатление виноватого, в этом вопросе был солидарен и с ним, и с командующими армиями: Берлин следовало взять как можно быстрее. В соответствии с этим Жуков попытался получить поддержку из Москвы, но Сталин отказался связывать себя обязательствами. Возможно, у него сдали нервы, а быть может, он тоже разделял преувеличенную американскую оценку военной мощи Германии. (В 1965 году Жуков публично заявил о своем несогласии с приведенным здесь изложением событий Чуйковым. Нет необходимости говорить, что на его возражения отчасти наложило свой отпечаток нелестное мнение Чуйкова о нем. Тем не менее Чуйков остается достойным доверия очевидцем, даже если Жуков и прав в своих утверждениях, будто тот неправильно привел некоторые даты и подробности.)