Русские в Берлине - [126]

23 августа 1945 года, по трагической случайности, Борхарда застрелил британский военный патруль – в темноте солдат принял английскую машину дирижера за русскую. Преемником Борхарда стал румын Серджу Челибидаке, который в конце войны был студентом Берлинского музыкального училища и который блестяще воспользовался такой неожиданной возможностью.

Денацификация Фюртванглера стала в немалой степени заслугой издательской группы Стихноте. Вернер Стих-ноте – который тогда владел и управлял издательским и типографским домом, а сейчас является директором издательского дома Ульштейна, – в конце войны оказался в Капуте, в земле Бранденбург. Здесь находилось излюбленное место деятелей искусства и науки; перед эмиграцией в США здесь жил Эйнштейн. Вот что рассказал сам Стихноте, когда мы спросили его, чем он занимался в то время:

«Вместе с Кипенхойером, Кукельхаусом и Андреасом Вольфом, в своем укромном месте, мы ожидали появления русских. Когда они пришли – если не ошибаюсь, это было 21 или 22 апреля, – то почти не доставили нам неприятностей. Начать с того, что мы их мало видели. Своих женщин мы спрятали в подвале. Когда русское подразделение пришло обыскивать наш дом, женщин они не заметили, однако часов я лишился в первые же пять минут.

Нам повезло, потому что русские назначили Вольфа, книготорговца, родившегося в России и бегло говорившего по-русски, первым гражданским комендантом Капута. Нет необходимости говорить, как это упростило нам жизнь. Однако, когда я через несколько дней вернулся на свои предприятия в Потсдаме, меня там встретили уже менее благожелательные русские. Как и все остальные типографии, мою опечатали.

Поначалу все мы переживали шок от того, через что только что прошли. Никто и думать не смел строить планы на будущее, когда на кону стояли наши жизни. После того как более или менее снова заработала система рационов, русские ввели свои пресловутые льготы для тех, кого они называли творческой интеллигенцией. Я оказался одним из их бенефициаров.

Невозможно как-то обобщить отношения с русскими. Слишком уж велики различия. Наши встречи с русскими интеллигентами в управлении Тюльпанова оказались наиболее продуктивными. Во время них я познакомился со многими видными и влиятельными русскими. Реабилитация Вильгельма Фюртванглера брала свое начало в моем доме. Живший здесь импресарио русского происхождения свел вместе управление культуры и Фюртванглера. И, к чести русских, они приложили все силы для реабилитации Фюртванглера. Я присутствовал на первом после его возвращения в Берлин концерте в Титаниапаласт и видел, что многие русские были так растроганы, что даже плакали.

Поскольку мы оказались полностью отрезанными от внешнего мира и, более того, от своих друзей – не было ни газет, ни радио, ни телефонной связи, – я решил собирать у себя дома по субботам «посиделки». На них появлялись издатель Питер Шуркамп, художники Пауль Штреккер и Граф Луккнер, профессор Шадевальдт и многие другие. Это было для нас что-то вроде «сарафанного радио». Однако такие встречи имели и свои неудобства. Когда о них стало известно, появилась и мысль о существовании «группы Стихноте», в результате чего русские и коммунисты стали коситься на нас с подозрением.

Вскоре после возвращения в Германию Иоханнес Р. Бехер связался со мной и попросил помочь с организацией «Культурной лиги за демократическое возрождение». Все мы считали, что каждый, вне зависимости от своих политических взглядов, должен принять участие в этом деле. Я стал одним из соучредителей «Культурной лиги в Бранденбурге – вместе с братом Карла Либкнехта, профессором химии Либкнехтом, историком Грисбахом, художником Отто Нагелем и историком искусства, профессором Куртом. Для начала лига организовала выставки и чтения работ своих авторов, лекции и т. п.

Однажды, когда мне удалось убедить профессора Курта провести лекцию о Ван Гоге, он закончил свое выступление цитатой из Ecce Homo Ницше.

«Но я живу в своем собственном свете, я вновь поглощаю пламя, что исходит из меня» (цитируется по: Ницше Фридрих. Сочинения: В 2 т. Т. 2. М.: Мысль, 1990. Перевод Ю. М. Антоновского. – Пер.).

Цитата эта привела к первым разногласиям в «Культурной лиге». Чувствительность в то время была столь велика, что даже такая безобидная цитата из Ницше привела к жестоким спорам.

Поначалу «Культурная лига» не имела ярко выраженного коммунистического уклона и заявляла о себе как об общекультурной организации. Но когда начало усиливаться давление со стороны коммунистов, настоящим ее членам пришлось делать свой выбор – моим стал побег на Запад.

В левое крыло нашей лиги входили Клаудиус, Мархвитца и Бернард Келлерманн, который точно не был коммунистом. Кстати, все эти трое стали членами первой приглашенной в Россию делегации».

Свои заметки Стихноте сделал 20 лет спустя после описываемых событий. Чтобы узнать мнение, составленное в то время, нам следует обратиться к Арнольду Бауэру, опубликовавшему в конце 1945 года статью «От руин к новой жизни? Культура города и пригородов в Берлине»:

«Берлин всегда недолюбливали, и его энергичные обитатели, которых Гете не приемлет, как дерзких и нахальных, постоянно являлись объектом презрения для всей остальной страны. Такое отношение не изменилось и теперь, когда бывшая столица лежит в развалинах. На оптимистическое заявление муниципалитета «Берлин восстанавливается» скептичные провинциалы из других зон отвечают вопросом: «А зачем?»