Русские подвижники 19-ого века - [127]

При такой прозорливости, дальновидности, он всегда можно сказать, днем и ночью, имел в мыслях одно: что одно? — Чтобы всякого приходящего чему-нибудь научить, чем-нибудь вразумить, как-нибудь и чем-нибудь утешить, успокоить. От того-то он мало говорил, а больше молчал, слушая и обдумывая. Дальновидных людей на свете не мало, но те далековидящие смотрят вдаль для того, чтобы как-нибудь поскорее, прежде других что добыть, получить для себя, чем воспользоваться, завладеть. А покойный о. Петр, забывая себя и свое, зорко всматривался во все, внимательно вслушивался всегда — для того только, чтобы другим понужнее, пополезнее что сказать, других повернее как вразумить, наставить, поскорее утешить, получше успокоить. Да, своим забвением самого себя для других, своею небрежностью к самому себе ради ближних, — вот, чем он, при своей дальновидности, всех к себе располагал, всех привлекал, верить в себя заставлял.

Слушатели христиане! Многие из вас ходили к о. Петру в его дом, в его келлию. Ходите сюда на его могилу, молитесь здесь, молитесь об упокоении души его, и Господь за вашу молитву об упокоении души его будет вас успокаивать, утешать, вразумлять, наставлять, как он успокаивал, вразумлял и наставлял вас в доме, в келлии его.

Так поминайте иерея Петра, и ради него Господь помянет вас. Аминь".

Вот несколько случаев прозорливости о. Петра:

Когда он содержался в Ярославле в доме умалишенных на испытании, одна угличская мещанка, пришедшая навестить его, сказала ему: "В какой вы неволе здесь, батюшка! Что досталось на вашу долю!" На это о. Петр закричал ей: "Не тужи сова о сове, а тужи сама о себе; нечего меня жалеть, сама сюда попадешь".

Посетительница подумала, что о. Петр не в своем уме и потому говорит так. Но чрез несколько лет от тифозной горячки она впала в нервную болезнь с буйством, и четыре месяца ее лечили в этой больнице.

Однажды жена о. Петра, Ксения Ивановна, собралась в Углич, отстоящий в версте от Иерусалимской слободы, где они жили. О. Петр сказал ей: "Не ходила бы нынче в город, неравно пожар будет".

Не обратив внимания на эти слова, она ушла, но, дойдя уж до городского рынка, почувствовала тоску. Вспомнились ей тут слова о. Петра о пожаре и она поспешно вернулась домой. Между тем в ее отсутствие, в комнату, где находился о. Петр, входила девочка-соседка и слышала, как он произнес: "Еще не загоралось, а скоро загорится". В тот же час занялся пожар в соседнем доме. Затем пламя бросилось на дом о. Петра. О. Петр был в это время прикован цепью к стене, ему угрожала опасность сгореть; но вернувшаяся из города жена его успела указать ему чрез окно ключ от замка, который замыкал цепь.

АНДРЕЙ, ЮРОДСТВОВАВШИЙ В ГОРОДЕ МЕЩОВСКЕ

Юродивый Андрей родился в 1744 г. в деревне Овсянниковой, в приходе села Клетина, Мещовского уезда, в благочестивой семье. Отец его умер рано, и он жил с матерью и вотчимом. Он с детства был сосредоточен в себе и все обособлялся.

Придя в возраст, Андрей начал ходить почти голый, с кнутиком и топориком, который он носил на левом плече, держа рукоятку правою рукою.

Одежду, которую на него одевали, он рвал. Разговаривая о чем-нибудь хорошем, Андрей приятно улыбался, а при бранных словах уходил. Он большею частью сидел или лежал на печи, перебирая положенные на ней дрова. Спал на печи, самой горячей, без подстилки и под голову всегда клал свой топорик.

Много он молился, особенно ночью. Летом, когда после работ все ложились, он потихоньку пробирался в сад и звал Бога, осеняя себя крестным знамением. Слово его молитвы было немногосложно. Смотря на небо, подняв вверх руки, он произносил только "Господи!"

Когда Андрей ходил по деревням, его обижали крестьяне и дети. Ребятишки толпою гнались за ним с криком "Андрей топора!" швыряли в него каменья, которые иногда ранили ему голову. Но он все терпел спокойно.

Иногда Андрей ударял себя сильно в грудь, или бился затылком о стену так, что удары слышны были на улице, но этим он не делал себе вреда.

Пока одни смеялись над ним, другие стали уважать его, замечая в нем прозорливость.

Пришел как-то Андрей в соседнюю деревню Староселье во время посева ржи. Один мужик, издаваясь над ним, просил его посеять ему ржи. Бросая семена, Андрей произносил: "Пропало, замерло!"

На этом поле не выросло ни одного колоса. А когда Андрей обсеял поле другому крестьянину, который верил, что Андрей угоден Богу — у него уродился, никогда им не виданный, урожай.

Когда Андрею исполнилось 35 лет, он захотел жить в Мещовске и, указывая в сторону города, говорил: "Отвезите меня туда!"

Когда его привезли в город, он подошел к дому мещанской вдовы Суховой и остановился тут, прислонившись к стене и как бы задумавшись. Мать этой вдовы позвала его к себе, уложила ночевать, и Андрей стал постоянно жить у нее.

В городе Андрей продолжал ходить неодетым и с топориком. Сколько ни жертвовали ему рубашек, он отдавал их нищим. Летом и зимой он на несколько часов уходил из города. Снег и мороз ему не вредили.

Однажды в сильный холод один человек отказал Андрею в ночлеге, но потом пожалел его и вышел его искать. Он нашел Андрея лежащим на снегу, из которого выходил сильный пар, и, когда он позвал его, юродивый куда-то ушел.