Русские на Эвересте. Хроника восхождения - [36]

Стемнело. Начался снегопад. Правда, луна время от времени проглядывала сквозь облака, заливая все вокруг холодным серебряным светом. Горный рельеф приобрел совершенно иной вид. Стало трудно ориентироваться, правильно определять расстояния. Искрящиеся в лунном свете Нупцзе и Лхоцзе казались совсем рядом. Теневая сторона гребня, по которому они шли, выглядела абсолютно черной и бесконечной. Только бы не проскочить терпящую бедствие двойку: возможно Балыбердин и Мысловский спускаются по противоположной стороне гребня.

Конденсат, что выбрасывался   из клапанов кислородных масок, покрыл сплошной коркой льда ветрозащитные куртки. При каждом движении они потрескивали и, казалось, вот-вот рассыпятся на ледяные кусочки. По расчетам Бершова и Туркевича до вершины оставалось недалеко. Неужели за шесть часов спуска Балыбердин и Мысловский прошли так мало? Сняли маски и закричали – никто не отозвался.

21.30. Пройдя ещё немного, Сергей поднялся на вершину гребня и снова крикнул. Ему тут же ответили с другой стороны, с той, что освещалась луной. Наконец через три часа подъёма Бершов и Туркевич услышали голоса Балыбердина и Мысловского. Метров на двадцать ниже на фоне голубоватого снега чернели их фигуры. Один стоял, опираясь руками на камни. Другой сидел под огромной скальной глыбой.

Быстро спустились вниз по склону гребня. Эдуард Мысловский (это он сидел под скалой) поднялся навстречу товарищам... и сразу сел.

– Как вы? – спросил Туркевич.

– Нормально, – ответил Мысловский.

– Очень холодно... тяжело... – добавил Балыбердин.

Они с трудом выговаривали слова, делая длинные паузы, чтобы отдышаться. Силы совсем оставили их. Больше всего они нуждались сейчас в спасительном кислороде. Надели на них маски, подключили баллоны. Через несколько минут Мысловский и Балыбердин пришли в себя и смогли нормально разговаривать. Попили ещё теплого компота, пожевали инжира и орешков, проглотили тонизирующие таблетки, которые предусмотрительный Орловский посоветовал взять из аптечки пятого лагеря.

В котомке, что заменяла Мысловскому рюкзак, оказались заветные камни с вершины Эвереста (даже в этой ситуации он не расставался с ними). Балыбердин уверял, что, отдохнув немного, сходит за оставленными под вершиной рюкзаком и кошками. Кошки, которые принесли им из пятого лагеря, надевать категорически отказались, объясняя, что их лишь одна пара.

Подышав кислородом и немного подкрепившись, Балыбердин и Мысловский явно приободрились, повеселели, почувствовали себя вполне «на уровне».

– Подумайте, ребята, сможете пока спускаться сами? – спросил Бершов.

– Давайте, – ответил Балыбердин, поняв, что стоит за этим вопросом, и добавил, – до вершины часа три-четыре ходу.

В это трудно поверить. По расчетам Бершова и Туркевича встреча с первой штурмовой двойкой произошла где-то на 8750. Скорее всего у Балыбердина при его бескислородном пайке сместились понятия времени и пространства.

21.35. В базовом лагере, который уже несколько часов был в полном неведении относительно того, что происходит наверху, раздался голос Туркевича:

– Евгений Игоревич, мы дали им кислорода и накормили. До вершины полтора-два часа ходу…

– База! База! Я – группа один. В моей рации кончается питание... Отвечайте быстро. Ребята хотят идти на вершину. Мы чувствуем себя нормально, спустимся самостоятельно. Можно им идти?.. – добавил Балыбердин.

– Нет! – категорически перебил его Тамм.

– Почему нет? Сейчас луна светит и ветер стих. Мы быстро догоним ребят, – закричал Бершов, выхватив рацию у Балыбердина.

В этот момент по закону подлости село питание. Ответа руководителя экспедиции они не услышали. Евгений Тамм, который все последние часы не мог оторвать глаз от далекого предвершинного гребня, судорожно размышлял:

– Действительно, почему нет? Надо подумать, но все время мешает, просто давит мысль, что связь опять может прекратиться... Допустим, они спускаются в пятый лагерь, а там ещё двое. Шесть человек в маленькой палатке. Двое из них предельно уставшие и беспомощные. Это не отдых, перед тем как одним продолжать долгий спуск, а другим идти на штурм. А кислород! Хватит ли его? К счастью, рация у Балыбердина ещё работала, и из неё донесся вопрос Тамма:

– Сколько у вас кислорода?

– По триста атмосфер на каждого, – тут же ответил Бершов.

– Хорошо... Идите... – после некоторой паузы послышалось из эфира.

Разрешение базы на ночной штурм Эвереста получено. Но последнее слово за Балыбердиным и Мысловским – таковы законы альпинизма. Выходя на помощь, Бершов и Туркевич прекрасно понимали, что от них во многом зависела судьба товарищей. Теперь их собственная спортивная судьба находилась в руках тех, кому они вовремя пришли на помощь.

Балыбердин и Мысловский уверяли, что чувствуют себя нормально и смогут понемногу идти вниз. Они не могли не понимать, что придется нелегко, но лишать Бершова и Туркевича их последнего шанса покорить вершину, до которой оставалось всего ничего, не могли.

21.40.   Бершов и Туркевич пошли вверх. За время вынужденной стоянки пальцы рук и ног окоченели – приходилось разогревать их на ходу. Вскоре увидели на снегу кошки Балыбердина, чуть дальше, за предвершинной скалой – его рюкзак. Преодолели сложный скальный участок. Вышли на острый гребень, показалась зазубрина южной вершины Эвереста. Начался снежный взлет. Поставив расход кислорода на максимум – четыре литра в минуту – в хорошем темпе друг за другом они устремились к уже близкой цели.