Русские масоны. От Романовых до Березовского - [162]

Последние годы сталинского режима были омрачены возобновлением репрессий против действительных или мнимых врагов при инспирации Берией и его подручными в сопровождении трафаретной шумихи в средствах массовой информации. По своему размаху кампании намного уступали довоенным и направлялись в сущности против евреев на самых разных постах. Без шума в тюрьму бросили и ряд крупных военачальников, близких Г.К. Жукову. В их числе оказался упомянутый выше маршал артиллерии Н. Яковлев, а заодно и мой сокурсник, сын его Николай, успешно начавший делать карьеру в стенах МИД СССР. Попутно пострадал приятель отпрыска, сослуживец по издательству

В. Лигский. Начался подкоп и под дружившего с ними Арбатова, очевидно, уже но инициативе издательского начальства. Из его сейфа выкрали какой-то служебный документ и сфабриковали дело по партийной линии с угрозой исключения из КПСС. Но веских улик не обнаружили, ограничившись выговором и уволь-пением, что, в общем, лишь пошло на пользу преследуемому, он перешел в какой-то журнал, был замечен видным партийным деятелем О. Куусиненом и так попал в аппарат КПСС.

. Обстановка диктовала мне необходимость смены ориентиров и места приложения своих сил, благо я уже собрал достаточно материалов для будущей кандидатской диссертации, которую предполагал защищать в МГИМО, что подразумевало поступление в очную аспирантуру. Академик Иванов, возглавлявший по-прежнему кафедру международных отношений и дипломатии, обещал оказать содействие, но не скрыл и определенных трудностей, ибо на одно место претендовала еще и влиятельная конкурентка — Людмила Косыгина (по мужу Гвишиани). Она завершила учебу годом позже в компании сановитых подруг Светланы Молотовой и Эры Жуковой, принятых в аспирантуру сразу, хотя те научным рвением не отличались и всю энергию употребили на поиск перспективных супругов, в чем, конечно, преуспели. Первая положила глаз на молодого стройного доцента Ииконова, побудила его расторгнуть предыдущий брак и заключить новый. Она была дурнушкой, крайне высокомерной и наглой, на что доцент не обращал внимания. Супружество оказалось неудачным, благоверная через пару десятков лег спилась и умерла. Не задалась и научная карьера Никонова. Быстро нашла подходящую кандидатуру и честолюбивая Эра, а Людмила вышла за своего друга детства, отпрыска генерала госбезопасности Гвишиани.

«Три грации» обзавелись спутниками жизни до окончания института. а моя соперница успела произвести на свет и первенца. Была она хорошей, скромной миловидной женщиной, усидчивой и не без способности к гуманитарным предметам. Однако коллектив кафедры, в отличие от меня, ее почти не знал и не считал подходящей кандидатурой для приема в аспирантуру. Короче говоря, она получила но какой-то дисциплине «четверку» и не набрала нужную сумму баллов, уступив пальму первенства конкуренту. Это ее не |>асстроило, и по прошествии пары лет она все-таки туда поступила, защитила кандидатскую диссертацию, которую и опубликовала.

Очутившись среди соискателей первой ученой степени, я обнаружил в их числе всех принятых тремя годами ранее сокурсников, которые продолжали еще корпеть над своими работами. Отчасти такое положение объяснялось слабостью научного руководства со стороны ведущих специалистов кафедры. В сущности большинство аспирантов получило руководителями слишком перегруженных выполнением многих ответственных заданий академика Иванова и доцента А.А. Рощина, тогда заведующего отделом МИД по делам ООН, участника бесконечных международных конференций. Обрусевший француз по фамилии Рош, он каким-то образом попал в Наркомат но иностранным делам еще в 1936 г. и, несмотря на многочисленные чистки, всегда был в фаворе у начальства. Попутно до войны опубликовал брошюру по внешнеполитической тематике, затем вел семинарские занятия в МГИМО. Был он весьма тщеславным человеком, надменным себялюбцем, обнаружившим неспособность помогать советами своим аспирантам. Достаточно сказать, что при обсуждении на кафедре первою варианта диссертации В. Матвеева, впоследствии крупного обозревателя «Известий», Рощин присоединился к хору резких критиков работы за ее недостатки, на которые ему следовало обратить внимание задолго до обсуждения.

Последовало предложение рекомендовать его мне в качестве руководителя. Естественно, я высказался против и просил заменить профессором Ф.И. Нотовичем, имеющим всего двух аспирантов, причем особо подчеркнул научные заслуги замечательного человека. Такое выступление в период гонения на евреев произвело на присутствующих значительное впечатление. Никто из членов коллектива возражать не стал, и мое предложение было принято.

Филипп Иосифович проявил в отношении меня бесконечное терпение, мудрость и педагогическое мастерство, что в значительной степени позволило успешно защитить диссертацию о фран-ко-германских отношениях накануне Второй мировой войны уже через полтора года, к черной зависти других аспирантов. Думается, совокупность чисто субъективных обстоятельств предопределила отклонение моего заявления о приеме в КПСС, вопреки положительному отзыву комсомольской организации. Сделано это было грубо и бестактно прямо на заседании парткома института, когда его секретарь Н. Сидоров без всяких объяснений внес такое предложение, дружно одобренное остальными, которые не задали ни одного вопроса ни своему вожаку, ни мне. Я молча покинул форум партийцев и позднее не проявил никакого интереса к мотивам их решения.