Русские летописи и летописцы X–XIII вв. - [4]

Реконструкция «Аскольдовой летописи», предложенная М. Ю. Брайчевским, не имеет сколько-нибудь надежной системы документальных доказательств и не может рассматриваться даже как гипотеза. Для столь ответственного вывода одной авторской интуиции мало. Нужны аргументы, которых у М. Ю. Брайчевского нет. К тому же восстановление «Аскольдовой летописи» за счет известий всего X в., по существу, разрушает древнейший летописный источник. Этот незамысловатый метод реконструкции неизбежно требовал от его автора ответить на естественный вопрос: а где же летопись X в.? Ведь невозможно предположить, чтобы в IX в. в Киеве была создана полноценная хроника жизнедеятельности Аскольда, а правление князей X в. оказалось за пределами внимания летописцев.

Сказанное не означает, что объем информации «Аскольдовой летописи», содержащейся в Никоновском своде, является полным. Потери здесь не исключены, однако без обнаружения дополнительных источников, на что надежд очень мало, попытки их компенсации за счет позднейших известий останутся за пределами научного поиска.

На основании анализа письменных свидетельств IX в., содержащихся как в Никоновской летописи, так и в «Повести временных лет», можно только придти к выводу, что в Киеве во времена Аскольда (или после него) могли быть сделаны какие-то одиночные записи, а вовсе не о наличии в это время устоявшейся летописной традиции. Об этом говорит и сам характер записей. Они лаконичны и не совсем хроникальны. Это как бы краткий пересказ двадцатилетних событий, вместившийся в семи статьях. Помещение рассказа о крещении Руси в статье 876 г., возможно, свидетельствует о том, что и пересказ этот не был хронологически последовательным. Крещение Руси относится ко времени первого похода Аскольда на Константинополь, а поэтому рассказ о нем должен был не венчать «Аскольдовую летопись», а начинать ее. Не кажется на месте и известие о смерти сына Аскольда: «Въ лѣто 6372. Убиенъ бысть отъ Болгаръ Оскольдовъ сынъ».[15] Запись бесспорно древняя, вряд ли в XVI в. кому-либо пришла бы в голову мысль придумать такую трагическую подробность из жизни Аскольда, но сделана она без логической увязки с событием (наверное, военным походом), приведшим к этой смерти.

Под 881 г. в Никоновской летописи находится небольшое сказание о гибели Аскольда (и его брата Дира). Имеет ли оно отношение к комплексу записей IX в., сказать сложно. Некоторые подробности рассказа, например указание на хитрость Олега, сказавшегося больным и по этой причине пригласившего к себе Аскольда и Дира, как будто позволяют так думать. Однако препятствием этому являются ссылки на более поздние историко-топографические ориентиры мест захоронения киевских князей: «И несша ихъ на гору, погребоша ю, еже ся нынѣ нарицаеть Угорское, идѣже есть дворъ Олминъ; на той могилѣ постави Олма церковь святаго Николу, а Дирова могила за святою Ириною».[16] Не исключено, правда, что эта фраза могла быть внесена в статью и позже времени записи сказания, возможно при создании одного из сводов.

Вопрос о начале русского летописания имеет не только историографический интерес. Он важен прежде всего для выяснения исторической достоверности сообщений о древнейших временах Руси. При этом необходимо иметь в виду, что летописные своды, на которых больше всего сосредотачивается исследовательское внимание, являлись не начальной стадией летописания, а заключительной, обусловленной необходимостью систематизации и обобщения отдельных сообщений, сказаний, повестей.

Наличие традиции исторической письменности в X в. уже ни у кого не вызывает сомнений. К идентичным записям или повестям X в. исследователи согласно относят сообщения о походах Олега и Игоря на Царьград и заключенных ими договорах с греками, об убийстве древлянами князя Игоря и мести им Ольгой, о крещении ее в Константинополе, о походах Святослава на Дунай и междоусобице его сыновей, о начальном периоде княжения в Киеве Владимира Святославича.

Что касается времени обобщения этих разрозненных, ведшихся от случая к случаю записей, то мнения исследователей летописей на этот счет разделились. А. А. Шахматов датировал древнейший летописный свод 1037–1039 гг. Л. В. Черепнин не согласился с таким выводом и полагал, что он мог быть составлен уже в 996 г. в Десятинной церкви.[17]

М. Н. Тихомиров в работе, посвященной началу русской историографии предложил свое видение начальных этапов летописных обобщений за X в. Проанализировав сообщения «Повести временных лет» и сличив их с известиями Новгородской первой летописи, «Памяти и похвале» Иоакова Мниха, и также поздней Устюжской летописи, М. Н. Тихомиров пришел к выводу, что известия о Руси IX–X вв. основаны на трех сказаниях: о начале Русской земли (от Кия до Олега), о призвании варяжских князей и о русских князьях X в. Последнее сказание М. Н. Тихомиров считал наиболее ранним, написанным в Киеве вскоре после крещения Руси. Два другие появились только в XI в.[18]

Таким образом, М. Н. Тихомиров вместо одного летописного свода 996 г. предложил фактически три и только один из них укладывается в рамки X в.