Русские князья в политической системе Джучиева Улуса (орды) - [58]
Однако наличие соответствий между свидетельствами жития и церемонией пожалования ещё не означает участия в курултаях. Если в ежегодном, праздничном курултае Фёдор действительно мог принимать участие, то в собрании элиты, на котором избирался хан, его присутствие ещё более предположительно. К примеру, после смерти Менгу-Тимура (1280 г.)[753], он мог участвовать в курултае, на котором ханом был провозглашен Туда-Менгу. Последний мог проходить летом 1281 г. А зимой 1281–1282 г. князь Андрей Городецкий, при активной поддержке Федора Ярославского, с санкции Орды начал открытую войну со своим братом, великим князем владимирским Дмитрием. Однако никаких других прямых или косвенных указаний на участие в политической жизни Орды русских князей мы не встречаем.
Таким образом, вероятное участие в высшем собрании ордынской элиты — курултае — Фёдора Ростиславича Ярославского и Смоленского скорее исключение, подтверждающее правило — русские князья не имели права голоса при решении важнейших политических вопросов в Орде.
§ 3. Поездки русских князей ко двору ордынского хана в XIII в.
Процесс установления так называемого монголо-татарского «ига»[754] не был одномоментным. В первую очередь завоеватели должны были добиться официального признания (де-факто и де-юре) их победы и власти от князей поверженных земель. В частности в Новгородской первой летописи отмечается, что в 1242 г. «князь Ярославъ Всеволодиць позван цесаремь Татарьскымъ, и иде в Татары къ Батыеви, воеводе татарьску»[755]. По мнению Д.Г. Хрусталёва приглашение было направлено «из ставки великого каана, то есть, возможно, еще Угедеем. Однако Ярослав поехал к Батыю, а в Каракорум послал сына Константина»[756]. Тем не менее, с таким выводом исследователя трудно согласиться. Ведь время вызова Ярослава в степь четко совпадает именно с возвращением Батыя из западного похода. В то же время немаловажны другие выводы Д.Г. Хрусталёва. Во-первых, исследователь отмечает, что «мирные отношения с Северо-Восточной Русью монголы собирались установить по собственной инициативе и на разных уровнях». И, во-вторых, «уже при первых контактах суздальских князей с монгольскими ханами они оказались включенными в сложную внутриполитическую игру евразийского масштаба»[757].
Параллельно под 1242 г. Новгородская IV летопись фиксирует поездку в Орду сына Ярослава Всеволодовича Александра: «Иде Александръ къ царю Батыю»[758]. Однако поездка Александра в степь до сражения на Чудском озере 5 апреля, как она указана в памятнике, не возможна — Батый во главе своих войск находился ещё в Южной Европе. Если поездка и состоялась, то она произошла после заключения мира с немцами и после возвращения войск Батыя в приволжские степи.
Под тем же годом от мечена поездка рязанского князя Олега Ингваревича Красного в Каракорум: «къ Канови иде»[759].
Большинство исследователей полагает, что князь Олег Рязанский был в Орде задержан на десять лет и освобожден только в 1252 г.[760] Основанием для подобного вывода является упоминание в летописных сводах о том, что «Того же лѣта (1252 — Ю.С.). Пустиша Татарове Олга Рязаньского в свою землю»[761]. Однако, других примеров, чтобы монголо-татары или ханы Орды задерживали иноземных правителей более чем на три года, в источниках не встречается. Поэтому здесь вероятно мы наблюдаем фиксацию источниками двух разных поездок Олега Ингваревича в ставки монгольских правителей. Причем в данном случае можно предполагать, что рязанский князь получил вызов действительно от монгольского каана, вероятно, Угедея. Надо полагать, что через полтора года он вернулся на Русь, получив инвеституру из рук верховного правителя степной империи, получив тем самым определённые иммунитетные права, как по отношению к владимирскому князю, так и к хану Джучиева Улуса.
Не исключено, что подобный вызов получил и князь Ярослав Владимирский. Но он предпочёл оформить вассальные отношения с Батыем, для чего отправил для предварительных переговоров своего сына — Александра.
Так или иначе, известно, что в 1243 г. Ярослав Всеволодович, владимирский князь, получает инвеституру из рук Батыя, старейшинство и Киев, как столицу Руси. Таким образом, фактическим распорядителем русских земель становится ордынский хан.
В следующем 1244 г. к Батыю едут князья Владимир Константинович Углицкий, Борис Василькович Ростовский и Василий Всеволодович Ярославский. По мнению. Д.Г. Хрусталева их на поклон к ордынскому хану направил князь Ярослав как верховный правитель Руси[762]. Однако, оговорки летописца о том, что князья «поехаша в Татары к Батыеви про свою отчину» и, что хан «расудивъ имъ когождо в свою отчину»[763], могут свидетельствовать скорее об обратном. Князь Ярослав, получив главенство на Руси, по всей видимости, начал властно осуществлять свои полномочия и, в первую очередь, в пределах Владимирского княжества, к которому относился Ростовский удел и его части. Именно тогда князья решили также получить ярлыки на свои владения у Батыя, подчиняясь напрямую более высокому по статусу правителю, которым был ордынский хан. Данное решение представителей ростовского княжеского дома приводит к тому, что во второй половине XIII в., по мнению ряда исследователей, они «превратились в настоящих «служебников» хана»
