Русские князья при дворе ханов Золотой Орды - [41]
Действительно, источники уникального сообщения В. Н. Татищева нам не известны. Большинство летописных упоминаний о событиях 1252 года осторожно отмечают предварительную перед «Неврюевой ратью» поездку Александра в Орду и его возвращение оттуда с «честию великою», ибо он получил «стареишенство во всей братьи его»[503]. Причем об этом летописец говорит до описания похода татар на русские княжества. Таким образом, Лаврентьевская летопись никак не связывает поездку князя Александра в Орду и «Неврюеву рать»[504].
Данное обстоятельство позволило А. А. Горскому привести аргумент в пользу недостоверности известия В. Н. Татищева. По его мнению, поход ордынского воеводы Неврюя не был результатом усилий Александра, а стал «запланированной акцией хана в рамках действий против не подчинявшихся ему князей». Бату-хан, выйдя фактически победителем во внутриполитической борьбе в Монгольской империи, вызвал к себе братьев Ярославичей для перераспределения княжеских столов, осуществленных враждебным ему правительством Гуюк-хана[505].
Надо полагать, что А. А. Горский верно подметил связь и последовательность событий. Братья Александр и Андрей в 1249 году получили свои владения (старший — Киев и всю Русскую землю; младший — Владимирское княжество) из рук центрального монгольского правительства в Каракоруме[506]. Тогда делами государства управляла вдова монгольского каана Гуюка Огул-Каймиш[507], которая и выдала ярлыки на княжества. Однако в результате политической борьбы на престоле Монгольской империи оказывается Менгу, которого активно, в том числе военной силой, поддерживал глава Джучиева Улуса Бату-хан. Официальная интронизация была осуществлена в месяц зу-ль-када 648 года хиджры, который соответствует 25 января — 23 февраля 1251 года[508].
Для традиционной монгольской политической практики было характерно при смене главы государства подтверждение существующих владетельных прав[509]. Причем эти права должны были быть обеспечены личной явкой владетеля в ставку правителя. Так, например, армянские источники фиксируют вызов в степь армянских правителей в связи со сменой главы Монгольской империи. В частности, Киракос Гандзакеци описывает данные обстоятельства следующими словами: «…когда воцарился Мангу-хан, великий военачальник Батый… послал [людей] к царю Хетуму с [приглашением] приехать повидать его и Мангу-хана»[510]. Смбат Спарапет относит начало поездки царя Хетума к 1253 году[511].
Русскими князьями, получившими инвеституру в Каракоруме, были на тот момент Александр и Андрей Ярославичи, а также Олег Ингваревич Рязанский. Именно они обязаны были явиться в ставку правителя, который занимался делами «Русского улуса». С большой долей вероятности можно предполагать, что функции управления русскими землями были переданы Менгу-кааном своему надежному союзнику и завоевателю Руси Батыю.
Именно к нему в 1252 году и отправляется Александр Невский. Вероятно, его поездка была напрямую связана с необходимостью подтверждения своих владетельных прав, хотя источники этого не фиксируют. Бату-хан подтвердил ярлык 1249 года, дав «стареишенство во всей братьи его». Летописные памятники фиксируют возвращение в 1252 году[512] из степи Олега Ингваревича Рязанского, что косвенно подтверждает цели поездки Александра Ярославича за возобновлением инвеституры.
Андрей Ярославич не предстал перед ордынским троном. Как отмечено в Лаврентьевской летописи, «здума… с своими бояры бегати нежели цесарем служити»[513]. Именно поеле этого Батый, не дождавшись приезда Андрея, посылает на Русь военную экспедицию, результатом которой становится изгнание князя в «неведому землю». Александр же после этих событий получает ярлык и на Владимирское княжество, объединяя тем самым общерусский киевский стол с владимирским[514].
Показательно, что летописец осуждает скорее действия Андрея, нежели поведение Александра. Эти мотивы тесно перекликаются с «Житием Александра Невского», также помещенным в Лаврентьевской летописи.
В «Житии…» события описаны предельно кратко: «…По сем же разгневася царь Батый на брата его меньшаго Андрея и посла воеводу своего Неврюня повоевати землю Суждальскую»[515]. При этом явно подчеркивается «правильное» поведение Александра после возвращения из Орды: «Не внимая богатства и не презря кровъ праведничю, сироте и вдовици въправду судия, милостолюбець, благъ домочадцемъ своимъ и вънешнимъ от стран приходящим кормитель»[516].
Показательно, что автор памятника в первую очередь подчеркивал, что монголо-татары вообще и их «царь» Батый в частности действуют как орудие Всевышнего. Надо полагать, что автор тем самым находил оправдание ордынской политики Александра, неявно сравнивая «царя в Восточной стороне Батыя» и вавилонского царя Навуходоносора. При этом косвенно осуждалась политика младшего брата Александра Андрея (и, соответственно, ему подобных), который по данном летописей «здума… бегати», за что была разорена Суздальская земля[517].
Именно действия князя Андрея Ярославича рассматриваются как первопричина похода ордынских войск на русские княжества. В результате князь «с своими бояры» вынужден был бежать «на неведому землю», а его владения оказались разорены: «Татарове же россунушася по земли… и людии без щисла поведоша до конь и скота и много зла створивше отидоша»
