Русские. Книга 1 - [97]

Нельзя сказать, чтобы политика детанта значительно повлияла на изменение такой ситуации. В Таллине, наиболее "открытом” из советских городов, я разговорился с пианистом из ресторанного джаз-оркестра. От этого человека я узнал о том, что власти со все возрастающим беспокойством следят за тем, как по мере расширения детанта все больше западной музыки исполняется в общественных местах. Ресторанные джаз-оркестры, как мне говорили, даже выступающие по поводу сугубо семейных торжеств, должны следить за каждым своим шагом, потому что среди публики всегда есть осведомители, дополнительно следящие за тем, не отклоняется ли оркестр от утвержденного репертуара. Однажды, когда мы сидели с друзьями в ресторане "Берлин” в Москве, в одной из исполнявшихся оркестром пьес наши друзья узнали тему Лары из кинофильма "Доктор Живаго”, находящегося под строгим запретом. Через несколько минут один из них попросил оркестр повторить эту мелодию.

— Мы не играли эту песню, — сказал дирижер.

— Ну, как же, настаивал наш приятель, — я ведь сам слышал, и вот мои друзья тоже слышали. Мы ее узнали.

— Нет, вы ошиблись. Мы этого не играли, а значит, вы этого и не слышали! Он говорил холодным "советским” тоном, каким обычно пользуются не столько для того, чтобы отрицать очевидное, сколько из стремления пресечь нежелательный разговор.

В некоторых случаях музыкальные коллективы пытаются бороться с властями или обойти их запреты, но это редко удается. Белорусский ансамбль "Песняры” еще в 1970 г. пытался добиться разрешения на выступление по телевидению с самостоятельно составленной программой. Возникший по этому поводу спор зашел так далеко, что не только было отменено именно это выступление, но и несколько последующих; в конце концов, музыканты должны были пойти на все требования властей. Ансамбль "Квазары” из Бухары исполнял песни Битлов, переменив названия песен на советский лад. Один музыкант сказал мне: "Они думали, что никто не обратит внимания на слова”. Но их маневр разгадали, заставили подстричь длинные волосы, запретили выступать на свадьбах, что составляло их "левый” заработок, и пересмотрели весь репертуар. По мнению некоторых музыкальных "болельщиков ", с 60-х годов ограничения стали более суровыми.

Один страстный поклонник "рок”-музыки рассказывал мне о том, какие страсти разгорались в ночном ресторане на Кропоткинском бульваре (в центре Москвы) в начале 60-х годов, когда впервые музыка Битлов "взяла штурмом” советскую молодежь. "Такое закрытое исполнение джазовой музыки было санкционировано комсомолом. Молодежь просто неистовствовала, — сказал этот толстенький тридцатилетний человечек. — Молодые люди вопили, словно кого-то убивали. Стоял жуткий грохот, разносили мебель, колотили стекла. Ну, это, конечно, прекратили. Потом открыли кафе "Синяя птица”, — у дверей поставили вахтеров, пропускали только по специальным билетам, выдаваемым комитетами комсомола, но и это прикрыли”. В январе 1974 г. комсомольские власти в Москве решили открыть новое кафе с джазовой музыкой — в Стеклянном ресторане в Парке им. Горького. Знакомый писатель достал нам билеты на открытие, но в последнюю минуту его отменили, потому что вышестоящие организации это начинание не одобрили. Кафе с джазом так и не открыли, оставив Москву без единого места, где можно было бы послушать настоящий джаз или "рок”-музыку. Правда, в некоторых кафе среди пластинок с советскими песнями иногда проскакивали записи выступлений таких западных звезд, как Арета Франклин и Отис Реддинг.

Сам собой напрашивается вывод, что власти меньше опасаются записей, проникающих с Запада и циркулирующих из-под полы, чем по-настоящему популярных ансамблей "рок”-музыки, взращенных на советской почве. Если бы доморощенным ансамблям предоставили подлинную свободу, что вызвало бы массовое распространение этого увлечения, эти коллективы могли бы стать еще более неуправляемыми, чем некоторые прославленные писатели, спортсмены или ученые. Властям поневоле приходится закрывать глаза на то «что в страну с Запада стали в последние годы присылать или нелегально привозить все больше записей "рок"-музыки. Черный рынок, занимающийся поставкой пластинок и других атрибутов западной "рок”-культуры, принял такие масштабы, что один американец — студент Ленинградского университета — сравнил его с рынками сбыта наркотиков в американских студенческих городках. Фарцовщики, т. е. спекулянты, являются советским эквивалентом торговцев наркотиками и профессиональных дельцов. Некоторые из них вербуют в помощь себе студентов, оплачивая их услуги дешевыми джинсами или редкими пластинками, но и у милиции есть среди студентов осведомители, помогающие поймать профессиональных спекулянтов. Как-то я шел со своей русской приятельницей по центру Ленинграда; вдруг она воскликнула: "Вот они!” — и указала на плотную группу стоящих на углу мужчин в темных пальто, с портфелями. Настоящий торг, как видно, еще не начинался, еще не установилось полное взаимное доверие, и то, как они оглядывали друг друга, очень напоминало знакомство собак, принюхивающихся и приглядывающихся при первой встрече. Пластинку не вынимали до тех пор, пока не договаривались о названии и цене. Затем от группы отделялись двое; они уходили на расстояние, по их мнению, достаточно безопасное, и там совершали сделку — обменивали пластинку на деньги. В то время такая долгоиграющая пластинка, как "Волосы” или "Иисус Христос — суперзвезда”, могла стоить 100 рублей (133 доллара), но ее покупатель обычно быстро возвращал себе эту сумму, отдавая переписывать пластинку на магнитофон по 10 рублей за запись. Этот контрабандный товар провозили, как правило, иностранные туристы или советские люди, возвращающиеся из заграничных поездок. Иногда пластинки удавалось переправить так, чтобы на них не обратили внимание таможенники или почтовые цензоры — для этого пластинки вкладывали в конверты от вальсов Штрауса или кантат Баха. Однако "живьем” ни один западный ансамбль в Советский Союз не допускался. В начале 1972 г. Американское посольство предложило в рамках американо-советского культурного обмена гастроли ансамбля "Пятое измерение”. Это далеко не самый "дикий” из американских ансамблей "рок”-музыки, однако достаточно характерный, чтобы иметь тот сенсационный успех, который сопутствовал ему во время гастролей в Румынии, Венгрии, Польше и Чехословакии. Москва категорически отклонила это предложение и попросила прислать кого-нибудь другого. Некоторое время спустя я сидел на дипломатическом обеде рядом с Владимиром Головиным, тогдашним заместителем директора Госконцерта — советского государственного агентства, заключающего контракты с артистическими коллективами. Когда я спросил его, почему отказались от гастролей "Пятого измерения”, он попытался отделаться от меня, сказав, что, по его мнению, этот ансамбль недостаточно популярен: "Во всяком случае, не настолько, чтобы обеспечить полный сбор в концертных залах в течение шестинедельных гастролей в Советском Союзе”. "Трудно поверить, — возразил я, — если вспомнить,