Русские. Книга 1 - [93]

Проблема зубрежки волнует не только некоторых учителей, противников рутины, и свободомыслящих родителей, с которыми мне доводилось беседовать: она волнует и известных советских педагогов. Периодически в печати, особенно в "Литературной газете” — органе Союза писателей, — публикуются статьи, резко критикующие советских ученых за механическое пичканье школьников фактами и цифрами, в результате чего они оказываются плохо подготовленными к университетским требованиям или к практическому приложению своих знаний на современном уровне. Советский министр просвещения Михаил Прокофьев с неодобрением высказался о советской средней школе конца 60-х годов, когда школьников заставляли слишком многое запоминать и "не оставляли места для разумной инициативы”.

Стремление покончить с методами механического заучивания прежде всего и легло в основу реформы системы образования, принятой в 1970 г. По иронии судьбы эта реформа была разработана как бы в ответ на американские реформы, последовавшие за паникой, охватившей американское общество после запуска советского спутника в 1957 г. Один из главных идеологов реформы действительный член Академии Наук СССР Леонид Занков выпустил книгу под названием "Беседы с учителями", в которой он стремился показать, что дети гораздо лучше воспринимают обучение творческими, аналитическими, индуктивными методами, чем это кажется большинству учителей.[22] Некоторые школы использовали его более гибкие методы, однако непрекращающиеся жалобы родителей и откровенные высказывания в середине 70-х годов видных педагогов свидетельствовали о том, что эти реформы немногое изменили. Так, перед самым моим отъездом из Москвы в конце 1974 г. я прочитал статью заместителя декана филологического факультета Московского государственного университета; он жаловался, что на вступительных экзаменах по литературе абитуриенты втискивали творчество таких классиков, как Чехов и Пушкин, в убогие схемы классовой теории в соответствии с методикой преподавания литературы в советской школе.

Но, пожалуй, самый чувствительный удар по духу реформы образования и экспериментальным методам обучения, распространившимся в последние годы, нанесли репрессии, постигшие московскую физматшколу № 2 в 1971–1972 гг. Как и другие пять-шесть особых школ для детей с выдающимися способностями в области точных и естественных наук, эта школа несколько лет буквально процветала. Она не только поставляла лучших студентов ведущим университетам, ее питомцы постоянно завоевывали призовые места на общесоюзных олимпиадах для школьников. Крупнейшие ученые и другие научные работники трудились, иногда бесплатно, над созданием экспериментальных учебных программ. Людям Запада эти программы не показались бы таким уж новшеством, но для Советского Союза это было весьма смелым начинанием. Уроки в школе вели профессора университета. Бывшие ученики и их родители рассказывали мне, что эта школа закладывала основы развития подлинного интеллекта, равных которым не знала советская школьная система. Один подросток, по его словам, участвовал даже в дискуссии о книгах Солженицына, в которой принимали участие другие ученики и, неофициально, один из на редкость либеральных и смелых учителей. В "Хронике текущих событий”, неофициальном органе, выпускавшемся до 1973 г. (когда его издание было запрещено) инакомыслящими — научными работниками и другими интеллигентами, борющимися за права человека, — говорилось, что выпускники этой школы отличались в высших учебных заведениях не только более глубокими знаниями по физике и математике, но и своей любовью к литературе, живым интересом к социальным проблемам, характером вопросов, которые они задают преподавателям идеологических дисциплин, и привычкой не принимать на веру недоказанное. Желающих поступить в эту школу всегда было в три-четыре раза больше, чем школа могла принять. Поскольку некоторые теории, положенные в основу реформы образования, нашли в этой школе логическое продолжение, в ней создался духовный климат, который не мог не волновать сторонников консервативной линии в аппарате Коммунистической партии.

Мои московские друзья говорили, что процент евреев и среди учеников, и среди научных работников, преподавателей школы, весьма высок. Когда в самом начале 1971 г. один из учителей, И.Х. Сивашинский, подал заявление на выезд в Израиль, власти "взялись” за школу, и начались неприятности. По словам Игоря, долговязого худощавого паренька, недавно закончившего эту школу, предлогом для административной проверки школы послужил тот факт, что на встрече Нового 1971 года в школе играли в рулетку. Он сказал, что другим предлогом было посещение группой учеников московской синагоги; этот случай обошелся бы без последствий для школы, но один из мальчиков нарисовал на заборе возле синагоги значок школы. Первая "чистка” среди преподавателей и учеников произошла весной 1971 г., вторая — годом позже. Директор и три его помощника были уволены сразу; затем вынудили уйти учителей по истории и литературе — признак того, что действительной причиной "чистки” были идеологические проблемы. Я узнал, что еще несколько учителей заявили об уходе в знак протеста против этих увольнений. Был усилен курс по изучению марксизма-ленинизма, и показавших слабое знание этих предметов вызывали к начальству, несмотря на все их таланты в области физики и математики. Уроки, проводимые приглашаемыми со стороны университетскими профессорами, были сведены к минимуму.