Русские. Книга 1 - [107]
На протяжении всех пяти лет обучения советские студенты проходят обязательный курс политических дисциплин; они изучают полный курс истории Коммунистической партии Советского Союза, диалектический материализм, исторический материализм, основы научного коммунизма и т. п. Между собой они постоянно выражают недовольство этими дисциплинами и отпускают циничные шуточки. Однако политическая атмосфера в стране такова, что открытый отказ от изучения такого курса или активный протест немыслим, т. е. он попросту никому не сошел бы с рук. Вспоминаю, как высокий, худой, робкий на вид юноша в очках с роговой оправой, выходец из семьи известных "диссидентов”, описывал студенческое собрание в университете, на котором он присутствовал. На этом собрании военный руководитель курса прочел резолюцию о "социалистических обязательствах”, которые студенты должны взять на себя "добровольно”. Когда чтение закончилось юноша, мой собеседник, поднял руку и сказал, что он возражает против пункта резолюции, в котором сказано? "“Принято единогласно”. Он объяснил, что нельзя писать этого заранее, ведь резолюция еще не обсуждалась. Тишина. Остальные студенты смотрели на парня во все глаза, не веря своим ушам. Офицер обрушился на него: "Как вы можете говорить такие вещи? — спросил он. — Вы — комсомолец?” "Нет, — ответил парень, — я не комсомолец”. "Значит, вы — троцкист!” — убежденно воскликнул офицер. Этого было достаточно, чтобы резолюция прошла единогласно, без какого бы то ни было обсуждения.
"Наши студенты — не радикалы и не борцы за прогресс. Они принадлежат к молчаливому большинству, — комментировала мать рассказчика, женщина средних лет. — Им приходится быть лояльными, послушными, иначе им не удержаться в своих вузах, особенно в таких, как МГУ. Ведь существует столько способов давления: студентов могут лишить стипендии, места в общежитии, а самое главное, могут выгнать из университета. Если принять во внимание, что только немногие счастливцы попадают в институты, а в наиболее перспективные вузы — и того меньше, станет ясно, что студенты дрожат за свои места и берегут свое будущее. Отметка о неблагонадежности записывается в личное дело и сопровождает человека всю жизнь. Если вас выгнали из одного университета, вас не примут ни в какой другой. Поэтому студенты всеми силами стараются удержаться. И это совсем не обязательно по материальным соображениям, скорее из-за любви к избранной профессии. Если молодой человек любит биологию или физику, или историю, он не может позволить себе рисковать и допустить, чтобы его выгнали из университета, потому что это означает, что он лишается любимого дела на всю жизнь. Нечего после этого удивляться конформизму наших студентов".
Еще одно весьма существенное отличие от молодежи Запада, способствующее укреплению политической ортодоксальности советских молодых людей, — это их зависимость от родителей, тесные семейные связи. До поступления в высшее учебное заведение, во время учебы и нередко много лет после его окончания человеку приходится жить с родителями из-за нехватки жилья. Некоторых это злит; другие считают такое положение в порядке вещей, но все прекрасно понимают, что поделать тут практически ничего нельзя. Неоднократно бывавшая за границей жена высокопоставленного чиновника Министерства иностранных дел рассказывала, что на ее замечание сыну-студенту, сделанное в духе западных родителей: "Пора бы уж тебе подыскать какую-нибудь работу и самому зарабатывать деньги, чтобы быть более самостоятельным”, сын, не моргнув глазом, ответил: "Ладно, мама, только ты сначала подыщи мне квартиру”. "Конечно, найти квартиру не так-то просто, — продолжала она. — И вот до сих пор сын живет с нами, в нашей трехкомнатной квартире. Учится в университете, и его подолгу не бывает дома. На два месяца он бросил университет и куда-то исчез. Куда — не знаю. Но вернувшись, снова начал заниматься в университете и, разумеется, опять живет с нами”.
Человек живет с родителями, что оказывает на него сильнейшее влияние. Это может вызывать трения между отцами и детьми — ведь в таких условиях молодому человеку трудно найти уединение, к которому он стремится, но зато дольше сохраняются семейные связи. Это означает, что родители продолжают принимать участие в жизни своего взрослого дитяти; молодые американцы расценили бы, вероятно, такое явление как посягательство на их независимость. А в России один студент-химик, например, говорил, что не видит ничего особенного в том, что всю стипендию, за вычетом комсомольских взносов, отдает матери для пополнения семейного бюджета, а не оставляет себе. Студенты, живущие в студенческих городках, рассказывают, что их стипендии — 40 рублей в месяц — не хватает даже на самое необходимое, не говоря уже о каких-то иных личных расходах, составляющих, правда, по мнению ребят, из наиболее обеспеченных семей, 120–150 рублей в месяц (в провинции, по-видимому, значительно меньше). Вот и приходится обращаться к родителям, чтобы покрыть этот дефицит — таково еще одно звено цепи, связывающей молодежь со старшим поколением.
