Русские и японцы на Сахалине - [9]

Шрифт
Интервал

Разсказъ Дьячкова объ этомъ свиданіи съ японскимъ офицеромъ невольно заставилъ меня подумать: «Счастливъ Невельской»! и дѣйствительно — насъ 60 человѣкъ очутилось въ главномъ японскомъ селеніи, безъ увѣренности, что суда придутъ вовремя къ намъ на помощь въ случаѣ нужды, и въ настоящее время онъ долженъ быть въ большомъ безпокойствѣ. Но дѣла наши съ японцами идутъ пока какъ нельзя лучше при сложныхъ обстоятельствахъ, въ которыхъ мы находимся. Это еще не значитъ, чтобы я оправдывалъ или находилъ безполезнымъ занятіе Томари; я по прежнему увѣренъ, что послѣдствія покажутъ справедливость моихъ доводовъ по этому предмету. Я никакъ не могу согласиться съ мыслью, что японцы пришли сюда по одному дозволенію промышлять рыбу, живя вмѣстѣ съ русскими. Вліяніе Путятина ясно — но какъ онъ договорится съ японскимъ правительствомъ на счетъ занятія Сахалина русскими, трудно отгадать; во всякомъ случаѣ мы обязаны Путятину, что не дошло у насъ дѣло до пушекъ. Въ этомъ случаѣ, я не могу сказать, чтобы шансы успѣха были на нашей сторонѣ.

Когда получено было извѣстіе о приходѣ японскихъ судовъ, принялъ всѣ нужныя мѣры къ защитѣ поста. Второе капральство перешло ночевать въ ограду. Орудія заряжены были картечью. Кромѣ часовыхъ, стоявшихъ на башняхъ, поставлены были внутри башенъ при орудіяхъ. Ограда освѣщалась на ночь фонарями. Людямъ указаны были мѣста въ случаѣ тревоги, которая должна была даваться выстрѣлами часовыхъ. Но все это недостаточно было бы для сопротивленія нѣсколькимъ тысячамъ японцевъ, которыхъ правительство ихъ могло, конечно не затрудняясь, прислать на Сахалинъ. Въ особенности ночное нападеніе могло быть опасно, потому что ограда окружена въ 15-ти шагахъ разстоянія съ трехъ сторонъ закрытыми мѣстами, и потому мы не успѣли бы еще встать къ орудіямъ, когда бы непріятель могъ быть у стѣнъ. Нападенія малаго числа японцевъ нельзя было ожидать, — они слишкомъ трусливы для этого. У насъ въ настоящее время изъ 64-хъ человѣкъ 47 больныхъ — большая часть цынгою.

18-ое число. — Я сдѣлалъ всѣ нужныя приготовленія для визита японцамъ, т.-е. сварили кофе и налили его въ самоваръ, наложили на тарелки и блюда — сахару, черносливу и изюму и завернули все это въ шелковые платки. Когда все это было готово, я послалъ казака Березкина спросить японскаго старшаго офицера, можетъ ли онъ меня принять. Къ сожалѣнію Дьяковъ былъ усланъ мною на р. Лютогу съ 4-мя матросами за травами для больныхъ цынгою. Березкинъ воротился съ отвѣтомъ, что младшій офицеръ уѣхалъ на р. Сусую, и что такимъ образомъ старикъ лишенъ теперь своего переводчика, и не зная о моемъ приходѣ, онъ не приготовилъ ничего для моя пріема; вслѣдствіе сихъ важныхъ для японцевъ обстоятельствъ онъ проситъ меня пожаловать на другой день. Очень досадно было получить этотъ отвѣтъ, потому что я зналъ, что три конкася ушло въ Тіатомари, чтобы перевезти оттуда японскаго начальника старшаго между всѣми, которые пріѣхали на Сахалинъ. Этотъ начальникъ далъ знать, что онъ не можетъ посѣтить русскаго начальника, на что я отвѣчалъ, что это его добрая воля знакомиться со мною или нѣтъ; но зная, какъ японцы считаютъ важнымъ всѣ наружныя церемоніи, и что они готовы употребить всевозможныя хитрости, чтобы заставить меня первымъ явиться къ ихъ старшему офицеру, я боялся, что дѣлая визитъ знакомымъ уже мнѣ японскимъ офицерамъ тогда, когда уже старшій пріѣдетъ изъ Тіатомари, они устроять такъ дѣло, что меня приметъ онъ.

Дѣйствительно, во 2-мъ часу мнѣ дали знать что показалось три паруса — это были конкаси, посланныя наканунѣ въ Тіатомари. Яма-Мадо пришелъ сказать, что идутъ японскія суда. Я спросилъ его, что это, идетъ ли старшій ихъ офицеръ; онъ отвѣчалъ, что нѣтъ: понъ-джанче такой же, какъ уже пріѣхавшій сюда старикъ. Съ этимъ я его отпустилъ, сказавъ, что когда суда подойдутъ ближе, я посмотрю съ башни на пріѣздъ новаго офицера. Часа въ три пополудни мнѣ дали знать, что конкась подходитъ въ берегу и что младшій офицеръ и Яма-Мадо идутъ ко мнѣ съ чайнымъ приборомъ. Ясно было, что они хотѣли удержать меня дома, пока будутъ выходить японцы съ судовъ. Я тотчасъ же вышелъ съ трубою на башню. Суда еще были въ саженяхъ 200 отъ берега, когда мнѣ доложили что японскій офицеръ пришелъ въ комнату и проситъ видѣться со мною. Я сошелъ внизъ, поздоровался съ Сумеди-Сама и Яма-Мадо, и сказалъ имъ, что я хочу видѣть встрѣчу японскаго начальника, и пригласилъ ихъ выйти вмѣстѣ со мною на башню. Отказываться было нельзя; лукавые японцы видѣли, что я ихъ понялъ. Взошедъ на башню, я началъ разсматривать море, а бѣдные японцы въ своихъ легкихъ одеждахъ не знали куда скрыться отъ холоднаго вѣтра, который сильно дулъ на высотѣ башни. Наконецъ, они спустились внизъ, приглашая и меня пойти съ ними въ комнату, — я обѣщался тотчасъ придти, какъ кончится церемонія пріѣзда офицера ихъ. Съ двухъ первыхъ конкасей, подошедшихъ къ берегу, вышло человѣкъ 20 солдатъ и встали толпою на берегу. Третій конкась сталъ подходить и потомъ вдругъ убралъ парусъ и остановился: къ нему подошли лодки съ двумя японцами, которые стали переговариваться съ находящимися на конкасѣ. Замѣтно было какое-то смятеніе, причиною которому, разумѣется, была зрительная труба, наведенная мною на нихъ. Наконецъ начали притягивать конкась къ берегу, но не у того мѣста, гдѣ приготовлена была сходня и огорожено мѣсто, а далѣе къ средней высотѣ бухты. Аины наскоро набрасывали мостки на избранномъ мѣстѣ для схода на берегъ офицера. На конкасѣ я нашелъ до 20-ти чел. японцевъ въ разныхъ одеждахъ, съ саблями, съ ружьями, съ пиками. Всѣ они поднялись на берегъ и стали въ кучу. Кое-гдѣ сидѣли на землѣ, склонивъ голову, японскіе и аинскіе работники. Наконецъ вышедъ старшій, всѣ преклонилсь и потомъ начали строиться для шествія, которое и двинулось въ слѣдующемъ порядкѣ: впереди два японца о двухъ сабляхъ, одинъ на другимъ; за ними, два японца несли на плечахъ полосато-украшенный шестъ, длиною въ двѣ сажени; за ними, одинъ конецъ о двухъ сабляхъ, далѣе японецъ въ остроконечной черной шапкѣ съ круглыми полями; на нимъ шесть солдатъ въ два ряда о три; съ правой и лѣвой руки японцы въ шляпѣ, за ними два офицера въ шляпкахъ, далѣе солдаты въ томъ же порядкѣ какъ предыдущіе. За солдатами опять офицеры, потомъ солдаты, сзади ихъ одинъ офицеръ, а за нимъ двое офицеровъ безъ шляпъ. Офицеры въ шляпахъ имѣли на спинѣ мѣдныя выточенныя бляхи съ чайное блюдечко величиною и разныхъ формъ. Солдаты имѣли за плечами ружья, а нѣкоторые пики. Гдѣ именно шелъ старшій офицеръ я не могъ разобрать. Процессія эта, пройдя нижній японскій домъ, начала подниматься по аллеѣ къ дому выстроенному на горѣ, гдѣ скоро она и скрылась за воротами. Я спустился внизъ и сказалъ Самеди-Сама, что удивляюсь, какъ пріѣхало такъ много офицеровъ, вмѣсто одного, о которомъ они мнѣ говорили прежде. Онъ отвѣчалъ, что это младшіе все офицеры. Напившись чаю, они ушли.


Еще от автора Николай Васильевич Буссе
Остров Сахалин и экспедиция 1852 года

Буссе Николай Васильевич — генерал-майор, военный губернатор Амурской области; род. в 1828 г., ум. 28 августа 1866 г. Окончив курс учения в пажеском корпусе, Буссе поступил на военную службу в Семеновский полк и проводил, как он говорит, «молодость в кругу добрых родных». Жажда широкой деятельности побудила Буссе в начале 50-х годов перейти на службу под начальство гр. Муравьева-Амурского, генерал-губернатора Восточной Сибири, приехавшего на время в Петербург. Через 4 месяца Буссе уже был на Дальнем Востоке чиновником особых поручений гр.


Рекомендуем почитать
Александр Грин

Русского писателя Александра Грина (1880–1932) называют «рыцарем мечты». О том, что в человеке живет неистребимая потребность в мечте и воплощении этой мечты повествуют его лучшие произведения – «Алые паруса», «Бегущая по волнам», «Блистающий мир». Александр Гриневский (это настоящая фамилия писателя) долго искал себя: был матросом на пароходе, лесорубом, золотоискателем, театральным переписчиком, служил в армии, занимался революционной деятельностью. Был сослан, но бежал и, возвратившись в Петербург под чужим именем, занялся литературной деятельностью.


Из «Воспоминаний артиста»

«Жизнь моя, очень подвижная и разнообразная, как благодаря случайностям, так и вследствие врожденного желания постоянно видеть все новое и новое, протекла среди таких различных обстановок и такого множества разнообразных людей, что отрывки из моих воспоминаний могут заинтересовать читателя…».


Бабель: человек и парадокс

Творчество Исаака Бабеля притягивает пристальное внимание не одного поколения специалистов. Лаконичные фразы произведений, за которыми стоят часы, а порой и дни титанической работы автора, их эмоциональность и драматизм до сих пор тревожат сердца и умы читателей. В своей уникальной работе исследователь Давид Розенсон рассматривает феномен личности Бабеля и его альтер-эго Лютова. Где заканчивается бабелевский дневник двадцатых годов и начинаются рассказы его персонажа Кирилла Лютова? Автобиографично ли творчество писателя? Как проявляется в его мировоззрении и работах еврейская тема, ее образность и символика? Кроме того, впервые на русском языке здесь представлен и проанализирован материал по следующим темам: как воспринимали Бабеля его современники в Палестине; что писала о нем в 20-х—30-х годах XX века ивритоязычная пресса; какое влияние оказал Исаак Бабель на современную израильскую литературу.


Туве Янссон: работай и люби

Туве Янссон — не только мама Муми-тролля, но и автор множества картин и иллюстраций, повестей и рассказов, песен и сценариев. Ее книги читают во всем мире, более чем на сорока языках. Туула Карьялайнен провела огромную исследовательскую работу и написала удивительную, прекрасно иллюстрированную биографию, в которой длинная и яркая жизнь Туве Янссон вплетена в историю XX века. Проведя огромную исследовательскую работу, Туула Карьялайнен написала большую и очень интересную книгу обо всем и обо всех, кого Туве Янссон любила в своей жизни.


Переводчики, которым хочется сказать «спасибо»

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


С винтовкой и пером

В ноябре 1917 года солдаты избрали Александра Тодорского командиром корпуса. Через год, находясь на партийной и советской работе в родном Весьегонске, он написал книгу «Год – с винтовкой и плугом», получившую высокую оценку В. И. Ленина. Яркой страницей в биографию Тодорского вошла гражданская война. Вступив в 1919 году добровольцем в Красную Армию, он участвует в разгроме деникинцев на Дону, командует бригадой, разбившей антисоветские банды в Азербайджане, помогает положить конец дашнакской авантюре в Армении и выступлениям басмачей в Фергане.