Русские и японцы на Сахалине - [8]

IV

Слушая разсказъ этотъ, я невольно вспоминалъ описанія у Головнина его плѣна у японцевъ. Безъ всякаго сомнѣнія, мы должны теперь болѣе всего совѣтоваться съ этими описаніями, для успѣшной завязки дружескихъ сношеній съ японцами.

На другой день, 15-го апрѣля, Яма-Мадо прибѣжалъ ко мнѣ въ 9-мъ часу, въ праздничной одеждѣ, спросить, могу ли я принять старшаго начальника. Я отвѣчалъ, что съ охотою приму его. Попросивъ меня, чтобы я призвалъ Рудановскаго присутствовать при свиданіи, онъ убѣжалъ. Я надѣлъ сюртукъ и пошелъ за Рудановскимъ. Отворились ворота крѣпости, и мы увидѣли черезъ окошко шествіе джанчина. Впереди шелъ младшій офицеръ, за нимъ двое и наконецъ старшій. Сзади шли солдаты съ пиками и саблями, всего человѣкъ 12-ть съ двумя аинами, Испонку и Пенкуфнари, одѣтыми въ пестрые халаты. Я вышелъ на крыльцо принять гостей, и помогъ рукой взойти на лѣстницу сѣдому старику, который и былъ старшій офицеръ. Войдя въ комнату, я посадилъ его на диванъ и хотѣлъ-было сѣсть подлѣ него у другого угла, но второй офицеръ, впрочемъ также пожилой человѣкъ, очень торопливо сѣлъ тоже на диванъ, — я взялъ табуретъ и сѣлъ подлѣ дивана. Солдаты размѣстились, кто гдѣ могъ въ моей тѣсной избѣ. Аины сѣли на полъ. Старикъ подозвалъ Яма-Мадо, долженствовавшаго служить переводчикомъ. Тотъ всталъ на колѣни, преклонилъ голову и положилъ руки на колѣни. Старикъ сказалъ ему нѣсколько словъ; тотъ всталъ, отошелъ шага два назадъ, опустился на колени и обратившись въ казаку Дьячкову, моему переводчику, сказалъ ему, что японскій начальникъ благодаритъ русскаго начальника на то, что онъ дружески принялъ ихъ. Я велѣлъ Дьячкову отвѣтить, что я съ своей стороны благодарю его, что онъ довѣрился моей дружбѣ и пріѣхалъ съ рабочими промышлять рыбу, и я надѣюсь, что когда мы поживемъ немного вмѣстѣ, то полюбимъ другъ друга. Выслушавъ мой отвѣтъ, онъ поклонился. Потомъ сказалъ нѣсколько словъ, и мнѣ поднесли въ двухъ чисто отдѣланныхъ ящикахъ гостинцы. Яма-Мадо раскрылъ ихъ — въ одномъ были конфекты, въ другомъ — пастила. И то и другое довольно хорошо приготовлено, только въ конфекты было положено много муки. Я приказалъ подать экстрактъ пуншу, кофе, черносливъ и изюмъ. Экстрактъ пунша очень имъ понравился. Рюмки ходили по рукамъ всѣхъ офицеровъ и солдатъ. Не могу довольно надивиться вѣжливости и благородному обращенію солдатъ японскихъ — конечно, всякаго изъ нихъ можно ввести въ любую гостинную. Видно, съ какимъ любопытствомъ японцы разсматривали различныя вещи, находившіяся у меня; я началъ съ Рудановскимъ имъ показывать часы, зрительныя трубки и разныя картинки изъ книгъ. Осторожность и ловкость, съ какою они осматривали вещи, замѣчательны въ людяхъ, носящихъ званіе солдатъ. Большая часть изъ нихъ ли молодые и многіе очень красивые и статные, но роста вообще ниже средняго. Разсматривая часы и другія вещи, они, обращаясь ко мнѣ, часто повторяли — «пороторика» (очень хорошо), болѣе изъ вѣжливости, чѣмъ изъ удивленія, потому что вещи наши были простой работы и не должны были удивлять японцевъ.

Просидѣвъ часа полтора у меня, джанчинъ простился мною и пошелъ въ казарму. Копьеносцы провожали его, но при входѣ поставили свои прекрасно обдѣланныя пики. Изъ казармы онъ пошелъ въ квартиру Рудановскаго, и просидѣвъ у него съ четверть часа, пошелъ обратно домой. Я приказалъ Дьячкову сказать Яма-Мадо, что я на другой день полагаю отдать визитъ японскимъ начальникамъ. Яма-Мадо просилъ дать знать передъ тѣмъ, что я выйду изъ дому. Утромъ я всталъ съ сильно распухшею вѣкою надъ правымъ глазамъ. Наканунѣ я чувствовалъ нарываніе ячменя, который я вѣроятно застудилъ во время пріема японцевъ. Я послалъ тотчасъ за Яма-Мадо и поручилъ ему передать своему начальнику, что я не могу придти къ нему, но что дня черезъ три я надѣюсь выздоровѣть и тогда тотчасъ же посѣщу его. Послѣ обѣда пришелъ младшій офицеръ и опять со всѣмъ чайнымъ препаратомъ. Вѣроятно, ему хотѣлось убѣдиться, дѣйствительно ли я боленъ. Въ этотъ визитъ онъ мнѣ сказалъ, что при первомъ попутномъ вѣтрѣ пойдутъ три канкася въ Тіатомари за старшимъ джанчиномъ. На другой день, 17-го апрѣля я послалъ Дьячкова съ матросомъ Ефимовымъ искать удобной земли подъ огороды, въ сосѣднемъ селеніи Поруонъ-Томари. Возвращаясь, онъ встрѣтился съ молодыми офицерами, и они вмѣстѣ пошли къ нашему посту. На дорогѣ они разговаривали на счетъ настоящихъ обстоятельствъ, и японецъ разсказалъ ему, что онъ знаетъ, что Путятинъ адъютантъ государя, показалъ, какъ русскіе дѣлаютъ пріемы ружьемъ, и прибавилъ, будто Путятинъ не зналъ, что русскіе пришли на Сахалинъ и что онъ хотѣлъ послать два судна туда и что эти суда придутъ раньше японцевъ, но японцы безбоязненно шли, увѣренные, что русскіе ихъ не тронутъ. Когда пришло время рабочимъ ѣхать, то они спросили губернатора Мацмая, можно ли отправляться на Сахалинъ, и губернаторъ послалъ приказаніе ѣхать, а если они боятся, то приказалъ имъ взять солдатъ. Пріѣхавъ въ Сирануси, они узнали, что суда отъ Путятина не пришли, и потому не зная, какъ приметъ ихъ русскій начальникъ, боялись идти. Разсказъ этотъ имѣетъ много правдоподобія. Какое-то вліяніе имѣло занятіе Томари на переговоры Путятина съ японскимъ правительствомъ, но какое приказаніе онъ дастъ намъ? Я все считаю, что хорошаго тутъ ничего нѣтъ, и что мы должны будемъ оставить Аниву. Офицеръ японскій между прочимъ сказалъ фамиліи своихъ офицеровъ, но просилъ Дьячкова, чтобы не говорилъ объ этомъ его начальнику;- старика зовутъ Мивасама, второго офицера Уди-Сама, а его самого — Сумеди-Сама.