Русские дети - [33]

Мне не придётся ни принимать её ласки, ни отвергать, сама спохватится, скажет, что я её не люблю. Тут она права. Глянет на стрелки и цифры, всполошится, завтра в школу, за курит последнюю, спросит, как вообще, передаст привет, сделает лицом понимание, после двух затяжек вдавит в пепельницу, сгребёт сонного Патрикея, и я останусь один. Только клетка будет дрожать иногда от Кузиных прыжков. Представители семейства шиншилловых по ночам активны. Посмотрю календарь. Завтра после обеда Еремей, у них совместный психологический тренинг, а бабушка слегла. Во вторник встречаю у школы Луку, у матери допоздна работа. Среда – Марк Аврелий, четверг – Матфей, пятница – Ферапонт с Евдокией, выходные – Агриппина.

Еремей полезет на шкаф, отвлеку фокусами, которые разучил по самоучителю. Лука станет кидать в меня буквами магнитного алфавита, когда я буду учить его азбуке. До выходных надо не забыть склеить корону, чтоб Агриппина смогла нарядиться феей и сломать её по прежнему разлому, когда на фею нападёт дракон. Перед сном непременно дать ей пилюли. В прошлый раз забыл, мать нас отругала.

Знакомые приводят ко мне своих обременительных детей. Я хорош. Смирный, без вредных привычек, есть детская, игрушек полно. Мой сын шесть лет как в могиле. Компактный гробик, белый воротничок, сандалики. Летом хоронили, зимой бы ботиночки надели. А ноготки у него сиреневые были, замёрз, хоть и жарко было. Осталась мебель, обои с кроликами и представитель семейства шиншилловых. Потом я жену застал, ножом кроликов со стен соскребала. Я хотел мебель переломать и во дворе возле контейнера сложить, но она не позволила. Лечилась. Теперь где-то в мире. Этот город больше видеть не может. Живёт в чужих странах, потому что не понимает, о чём люди вокруг говорят. Едва начнёт местный язык разбирать, в другое государство перебирается. У неё семья сплошь долгожители и к языкам способность, не знаю, что будет, когда страны закончатся. Может быть, вернётся. Жду.

Детскую я сохранил. Держал запертой, а потом одноклассник попросил за мелким присмотреть, совсем край, со своей поцапался, она в Тай, а ему позарез в ночное надо, оста вить не с кем. Я согласился, детскую откупорил. Следом давняя моя, патрикеевская маман, пронюхала, за ней другие узнали, и прорвало. И все несут, живу как настоящий русский учитель-воспитатель – подаянием. Хорошо, я не баба, а то бы сплошной шоколад и цветы. Бутылки я сразу пресёк. Или налом, или по любви. Тут у меня скорее со шлюхами сходство. Ну, если уж какой-нибудь хозяюшке приспичит пирожками собственной лепки угостить, принимаю.

Дети мне особо не нравятся, и это им самим по вкусу. Не сюсюкаю, не завидую, как многие взрослые, которые из зависти к беззаботной поре состаривают детей, трамбуют жизненным опытом, опаивают страхом разочарований. Я идеальная нянька, ведь дети, как женщины, не отлипают, если не цацкаться. Наверное, в этом секрет. Желающих столько, что приходится расписание составлять, некоторым вынужден отказывать.

Среди моих подопечных в основном мальчишки. Теперь много мальчишек. Говорят, такая мужская концентрация перед войной складывается. Но и девочек приводят. Сначала осторожничали, думали, может, я извращенец. Но мне без разницы, у меня на детей не стоит. Теперь мамаши мне доверяют, иногда даже бабки внучков подгоняют, которых им молодые сбагрили. Посредницами выступают. А сами в консерваторию или на танцы для тех, кому за.

Инциденты редки. А если точно, то лишь однажды неприятность приключилась. Пантелеймон катался на саночках и перекувырнулся физиономией на ледышку. Зубик передний на нитке повис. Произошло это, что называется, не в мою смену, а под мамашиным присмотром. И мамаша то ли уже по привычке, к тому моменту успевшей сложиться, то ли по другой какой неведомой причине, позвонила почему-то не в «скорую», а мне и голосом совершенно изменившимся стала умолять. Я набрал знакомого стоматолога, отца одной из моих, первоклассницы Сарочки, тот вошёл в положение и наказал незамедлительно везти к нему в клинику. Я тотчас сообщил взволнованной родительнице координаты и пароли и скоро, признаюсь, забыл об этом деле, но спустя неделю, когда наступил день Пантелеймона, когда я должен был его по предварительной договорённости опекать, пока мама побудет в зале, салоне и ещё где-то, откуда она всегда является то радостная, то понурая, так вот в урочный день Пантелеймона ко мне не привезли и сигнала никакого не подали. Коря себя за чёрствость и забывчивость, я связался с его матушкой и был несколько удивлён весьма прохладным тоном. Оказалось, что врач, мною порекомендованный, чем-то её, мать, не устроил, то есть зубик Пантюше на место пристроили, ещё пошатывается, но обещают, что скоро закрепится, как был, и вроде без осложнений, но как-то вот ей, матушке, не по вкусу пришлась клиника. И разговаривали с ней вроде так, но как-то всё равно не так, как хотелось бы, в другой клинике за эти деньги прыгали бы, как цирковые. А взяли не то чтобы много, но она потом узнавала и нашла место подешевле, и стул ей где-то там вовремя не подали. В процессе разговора дама всё больше входила в состояние разгневанное и даже оскорблённое и под конец сообщила, что больше Пантелеймона ко мне не приведёт.