Русские анархисты, 1905-1917 - [13]

Кропоткин из своей лондонской резиденции с энтузиазмом поддержал журнал «Хлеб и воля», снабдив его большим количеством материалов и редакционных статей. Знаменитое изречение Бакунина «Страсть к разрушению – это и страсть к созиданию» было избрано девизом издания. Первый номер, появившийся в августе 1903 года, содержал ликующую прокламацию, что Россия «накануне» великой революции. Контрабандой переправленный через границы Польши и Украины, «Хлеб и воля» был восторженно встречен белостокскими анархистами, которые принялись распространять драгоценные экземпляры среди своих друзей – студентов и рабочих, – пока бумага не начала рассыпаться в руках.

Вскоре на группу «Хлеб и воля» обрушился поток просьб: дайте больше литературы. В ответ группа издала дополнительные брошюры Бакунина и Кропоткина и русские переводы работ Граве, Малатесты и среди прочих Элизе Реклю. Варлаам Николаевич Черкезов, грузин княжеского происхождения и самый известный соратник Кропоткина в Лондоне, передал критический анализ марксистской доктрины, а Оргеиани – отчет о трагическом бунте 1886 года на Хаймаркетсквер, который кончился мученической смертью четырех чикагских анархистов. В добавление к этим трудам по-русски поступило несколько номеров периодических изданий на идиш Der Arbayter Fraynd и Zsherminal, которые издавали еврейские анархисты из Ист-Энда[4]; предназначены они были для распространения в гетто в черте оседлости[5]. В Белостоке, не теряя времени, размножили на гектографе рукописные тексты статей из западных анархистских журналов и стали выпускать свои собственные листовки, прокламации и манифесты, большие пачки которых стали рассылаться в соседние общины и даже в такие далекие точки, как Одесса и Нежин (в Черниговской губернии), где с конца 1903 года стали появляться анархистские организации.

Несколько экземпляров «Хлеба и воли» достигли промышленных центров на далеком Урале, а в 1904 году группа анархистских пропагандистов стала распространять на старых запущенных заводах Екатеринбурга.

В 1905 году в России наконец грянула долгожданная буря. Народное недовольство резко усилилось из-за войны с Японией, которая разразилась в феврале 1904 года. Совершенно не готовый к конфликту, российский колосс потерпел несколько унизительных поражений, ответственность за которые народ возложил на провальную политику царского правительства.

К началу 1905 года ситуация в Санкт-Петербурге достигла предельного напряжения. Увольнение нескольких рабочих на огромном Путиловском военном заводе вызвало цепную реакцию забастовок в столице, которая увенчалась печальными событиями 9 января. Они получили название Кровавого воскресенья. (Все даты даются по юлианскому календарю – на тринадцать дней меньше, чем по западному календарю XX столетия, – которым Россия пользовалась до февраля 1918 года.)

В этот день рабочие фабричных предместий заполнили центр города, образовав огромную процессию. Под руководством Георгия Гапона, священника православной церкви, склонного к театральным поступкам, шествие, неся иконы и портреты царя, распевая псалмы и патриотические гимны, двинулось к Зимнему дворцу. Невооруженные рабочие и члены их семей несли драматическую петицию с просьбой к своему государю положить конец этой войне, созвать конституционное собрание, даровать труженикам восьмичасовой рабочий день и право организации профсоюзов, отменить выплаты за освобождение из крестьянства и наделить всех граждан личной неприкосновенностью и равенством перед законом. Правительственные войска встретили демонстрантов огнем в упор, оставив на улицах сотни убитых и раненых.

В одно мгновение установившиеся издревле связи между царем и народом рухнули; впредь с этого дня, по словам отца Гапона, монарх и его подданные были разделены «реками крови». По всей стране тут же вспыхнул пожар революции. Забастовки, особенно жестокие и непримиримые в нерусских городах, разразились в каждом крупном промышленном центре; около полумиллиона рабочих оставили свои рабочие места и вышли на улицы. Вскоре в балтийских провинциях и в черноземных регионах Центральной России вспыхнули мятежи, крестьяне занимались поджогами и грабежами, как во времена Пугачева. К середине октября волна забастовок, хлынувшая из Москвы и Санкт-Петербурга, парализовала всю сеть железных дорог и привела едва ли не к полной остановке промышленного производства. Растущее число крестьянских волнении в сельской местности, октябрьская всеобщая стачка в городах и внезапное появление Совета рабочих депутатов, руководящего стачечным движением в Петербурге, настолько напугали Николая, что он подписал Манифест 17 октября, которым даровал народу неотъемлемые гражданские права, и заверил, что ни один из законов не будет принят без одобрения Государственной думы. Но поскольку их экономические требования не получили удовлетворения и инерция революции была сильна, рабочие и крестьяне продолжали бунтовать.

В декабре революция достигла своего апогея. В Москве забастовки и уличные демонстрации переросли в вооруженное восстание, которое было главным образом делом рук большевиков, но и анархисты и другие группы левого крыла принимали в нем активное участие. В рабочем квартале на Пресне появились баррикады. Бои шли более недели, и восстание было подавлено правительственными поисками, большинство из которых доказали свою верность царю. Короткое время яростные бои кипели в Одессе, Харькове, Екатеринославе, но армии и полиции удалось рассеять мятежников.