Русская жизнь-цитаты-Июнь-2017 - [40]

Разумеется, эти первые свободные выборы стимулировали бы реальную политизацию и дальнейшую борьбу вокруг представительства в парламенте и дискуссию о том, какой партийный дизайн отвечает современной России. И к выборам 2016 года Кремль мог прийти уже с некоторыми результатами в области создания современной системы представительства. Гипотетически с этого момента можно было запустить процесс новой сегментации партийного поля и преодоления наследие 90-х.

Но эту возможность Кремль пропустил. Вместо этого, как известно, был выбран сценарий полицейского ответа, то есть репрессий в отношении участников «московского протеста» и выработки мер, предохраняющих от протестов в дальнейшем. Фундаментальный ответ коллективного Путина на протест 2011–2012: никакого реального представительства не будет, модернизации партийной системы тоже, Кремль ни при каких обстоятельствах не будет сам внедрять элементы парламентской республики и не даст перейти от неформального, теневого, сословно-корпоративного представительства к партийно-политическому. Хотя история знает много примеров, когда олигархия соглашается на то, что помимо нее самой политическими акторами окажутся так же и лидеры реальных партий, но в нашем случае ответ правящей верхушки был однозначным: нет.

Что происходит в результате сейчас, через пять лет? Атмосфера, в которой происходят открытия штабов Навального в регионах, ясно показывает — пропущенный переход к реформе партийно-политического представительства — ведет к формату Народного фронта. Навальный обращается к многомиллионной аудитории с помощью сетей. Все элементы, которые у него «работают», хорошо узнаваемы по истории народных фронтов разных стран. Антикоррупция (веерное разоблачение правящей верхушки), опора на право, либеральный национализм (все более «лайт», но при этом вызывающий явный отклик региональной молодежи, которая формирует в себе новый патриотизм, не связанный с лояльностью правящей верхушке), отказ от идеологической самоидентификации — все это ясно показывает, куда движется

дело. Пропущенный Кремлем шанс на третьем сроке Путина уже исключает возможность какой-либо другой конфигурации кроме дихотомии «народный фронт против верхушки». Попросту говоря, Навальный движется к прибалтийскому варианту горбачевских времен — «Саюдису». От этого Навального отделяет один шаг — подключение к движению нескольких популярных деятелей национальной культуры, чья приверженность «российскому патриотизму» не вызывает у аудитории никаких сомнений.

Разумеется, Кремль хорошо подготовился к полицейскому ответу на так называемую «оранжевую революцию» и он пытается сейчас с помощью телевидения и собраний «партхозактива» в регионах убедить большие контингенты населения, что Навальный — «оранжист» (в терминологии Кремля, то есть разрушитель России со стороны Запада). Но уже чувствуется, что эти большие контингенты не «купят» у Кремля эту идею. Попытка приписать Навальному статус «экспортированного либерала» не получается.

Общество должно понимать, к чему оно движется, и отдавать себе отчет в том, какими возможностями оно располагает в каждый исторический момент — и с какими рисками имеет дело. Так называемый инерционный сценарий президентских выборов 2018 года — это совершенно очевидный путь к Народному фронту, к непредсказуемому развитию событий. Трудно представить себе другой сценарий, который возникает как результат всей политической конфигурации третьего срока Путина.

http://www.rbc.ru/opinions/politics/09/06/2017/593a52ba9a7947611f9c579a

Виктор Шендерович:”«Государство расположилось в России, как оккупационная армия”, — писал Герцен. — “Государство ведет карательную (войну), а общество партизанскую».

Эпизод этой войны мы и наблюдаем сегодня в “Руси сидящей”

https://www.facebook.com/permalink.php?story_fbid=1399110356824370&id=100001762579664

Максим Трудолюбов:”голый человек снова будет стоять перед государством, если не включить преступления государства против человека в общую память как основу нации.

Разочаровавшись в мечте о коммунизме, а потом и в мечте о принадлежности к «общеевропейскому дому» (слова Михаила Горбачева), российское общество осталось один на один с собственной историей.

Инстинкт политика — идеализировать будущее и мифологизировать прошлое, а значит, замалчивать сомнения в будущем и не давать выйти на поверхность историям о преступниках и жертвах, которые так портят ностальгическую и мобилизационную картину великого прошлого. Российские политики во главе с увлеченным историей президентом Владимиром Путиным так и делают: преступников реабилитируют, а о жертвах — пожалуйста, если только благочестиво и в храмах. Победители остаются без побежденных, а жертвы без палачей.

Но беда в том, что переезд российского общества из будущего в прошлое как раз совпал по времени с пробуждением — практически во всем мире — внимания к жертвам и травмам прошлого, которые раньше удавалось загонять в подполье. «В истории, где когда-то были только победители и побежденные, появились криминалистические категории преступник и жертва», — пишет в книге «Длинная тень прошлого» антрополог Алейда Ассман. Это прошлое живет и потихоньку отравляет все, к чему тянутся руки щедро оплачиваемых режиссеров и пиар-менеджеров.