Русская земля. Между язычеством и христианством. От князя Игоря до сына его Святослава - [123]

Третьим по значению материалом была кость. Наилучшим ее образцом были лосиные и оленьи рога, добывать которые в нужном количестве посредством охоты было довольно затруднительно, поэтому косторезы дожидались сезона, когда животные сбрасывали их. В городах косторезное искусство достигло больших успехов, в то время как в деревне техника выделки костяных изделий носила примитивный характер, так как основным рабочим орудием сельских резчиков по кости служил простой железный нож.

Распространенными видами ремесленной деятельности были также прядение, ткачество и кожевенное производство. Климатические условия благоприятствовали развитию скорняжного дела — пошивке шуб из овчины и звериных шкур.

Профессиональных ремесленников было немного, и большая часть из них сосредотачивалась на селе, а не в городищах. В основном они, по-видимому, работали на заказ, хотя какая-то часть продукции, несомненно, изготовлялась на продажу. Район сбыта ремесленных изделий был невелик и не превышал 30 км[520].

Глава 6 ОБЫЧНОЕ ПРАВО У РУСОВ

Закон русский

 По сохраненному летописью известию, князь Владимир Святославич пытался ввести на Руси некоторые нормы византийского уголовного законодательства, ужесточавшие наказание за «разбои». Но, потерпев в этом деле неудачу, он вернулся к прежним обычаям — стал жить «по устроению отню и дедню». Под этим древним, дохристианским «устроением» Русской земли летописец разумеет свод правовых установлений, носивший название закона русского.

Очевидно, что закон русский пришел в Среднее Поднепровье вместе с балтийскими и карпатскими русами. Поэтому его нельзя причислить к восточнославянским юридическим памятникам[521]. Договоры с греками 911 и 944 гг. содержат прямую ссылку на закон русский, свидетельствуя о его признании в сфере международного права и применении на иностранной (византийской) территории. К сожалению, действие его в пределах Руси X в. может быть обрисовано весьма приблизительно, так как мы не знаем, что представлял собой этот законодательный свод в своем первозданном виде. Значительная часть его положений после христианизации страны была отброшена и забыта, а что-то вошло в состав Русской Правды, но уже сообразуясь с реалиями XI—XII вв.

 Науке, по-видимому, никогда не удастся выделить в законе русском собственно «русский» и «славянский» элементы ввиду чрезвычайной скудости данных на этот счет. Но их принципиальное соотношение видится мне таким. Прежде всего оговорюсь, что какого-то особого восточнославянского права вообще никогда не существовало. Славянские племена, заселившие Восточно-Европейскую равнину, принесли сюда правовые обычаи, выработанные в период всеславянского единства и потому более или менее общие для всех славянских народов. Два-три столетия обособленной жизни, при сохранении почти неизменными социально-экономических устоев и связанных с ними правовых представлений, могли способствовать лишь возникновению несущественных вариаций.

Закон русский также не был каким-то местным явлением. Судя по договорам 911 и 944 гг., его верховенство признавали карпатские русины вещего Олега, «русь» князя Игоря и «русская» вольница Таврики — достаточное свидетельство того, что закон русский был правовой основой всего исторического общества русов, вернее, всех русских общин, существовавших на огромном пространстве от южного побережья Балтики до Черного моря. Многовековое совместное проживание со славянами Балтийского Поморья и Центральной Европы сопровождалось культурно-языковой ассимиляцией русов — в том числе и усвоением последними славянских правовых понятий и представлений. Вместе с тем общественное устройство русов заметно отличалось от славянского, а их образ жизни совсем уж мало походил на быт населения европейских «Славиний», в массе своей сельского, этнически однородного и, как правило, чуждого непрестанному поиску легкой добычи (использование военного дела в качестве постоянного промысла отличало только славян, живущих на морских побережьях: в вендском Поморье, на Адриатике, в Северном Причерноморье). Вследствие этого закон русский не мог механически воспроизводить древний славянский обычай, и прежде всего потому, что многие «положения этого закона... изначально были предназначены для регламентации отношений между русью („русином") и „словенином", т. е. коренным населением той территории, которую „русь" контролировала изначально»[522].

Самый дух закона русского с очевидностью свидетельствует, что он принадлежит той эпохе, когда русы уже прочно заняли главенствующее положение среди славянского населения, но еще не были окончательно поглощены славянским этносом. Примером тому служит статья 1 краткой редакции Русской Правды, принадлежащая к древнейшему слою ее правовых постановлений: «Если убьет муж мужа, то мстит брат за брата, либо отец, либо сын, либо племянники; коль скоро никто не будет мстить, то взять за убитого 40 гривен, если он окажется русином, или гридином, или купцом, или ябетником, или мечником; но если будет изгой или Словенин, то положить за него 40 гривен».

Словенин, заодно с изгоем, очутился здесь в той категории «мужей», убийство которых не возмещается кровью убийцы: последний платит штраф, и делу конец