Русская Япония - [19]

Русские моряки с удовольствием воспользовались возможностью осмотреть незнакомый город, в который не ступала нога иностранца. На их взгляд, народ на улицах почти ничем не отличался от жителей Хакодате или Нагасаки. Простой люд ходил почти раздетым, не блистали богатством и одежды лавочников. Кто выделялся среди толпы, так это чиновники, которые выглядели поважнее, чем в других городах, которые посещали русские. Да и свиты у знатных людей были значительно многочисленнее. Лавки были побогаче канагавских, но не везде соглашались продать товар иностранцам.

Русских моряков очаровали красота и утонченность японских женщин, хотя они и недоумевали по поводу некоторых японских обычаев. «Что касается женщин, то мы, разумеется, других случаев, как видеть их на улице, в лавках или гостиницах, не имели; а в этих местах, с прибавкой и храмов, показываются только женщины низшего класса, да и то сравнительно с мужчинами не в большом количестве. Между ними часто попадаются довольно хорошенькие, но, увы, то же злодейское обыкновение, что и в Хакодате, покрывать белилами и другими разноцветными мастиками лицо и шею невольно напомнит поблекшую, но все-таки играющую первые роли актрису провинциального театра».

В свою очередь японские жители тоже во все глаза глядели на чужеземцев. В Японии тогда существовало немало противников открытия страны, особенно среди чиновничества, поэтому прогулки нередко были сопряжены если не с опасностью для жизни, то во всяком случае с некоторыми неудобствами. Смех и крики зевак постоянно сопровождали русских во время их экскурсий по городу. Порой гостей встречали и камнями: кто-то маленькими, а кто-то и более увесистыми. Увы, узкие японские улицы не позволяли избежать неприятных встреч. Иногда в конце прогулки русские напоминали зайцев, которых гнали собаками.

Русским особенно понравились японские парки. «А сады, в особенности террасы, очень хороши. На одной из них мы пили чай; она обсажена деревьями, покрыта легкой крышей, или по-нашему маркизой, и разделена на несколько отделений, отгороженных друг от друга тоненькими жердочками; в каждом из этих отделений особенная семья торговцев чая. По любви к простору, так свойственному русской натуре, мы разлеглись во всех отделениях и совершенно запутали чиновников, все еще пытавшихся предлагать нам угощение за счет правительства. Вид с террасы на громадный город, раскинутый у наших ног, очень хорош: по крайней мере, успокаивает глаз однообразием: вы видите крыши и деревья, деревья и крыши, и только там, вдали, синее море и на нем как бы в тумане залитые ярким светом солнца джонки и наша грозная эскадра».

Тем временем Муравьев-Амурский вел напряженные переговоры о разграничении России и Японии. Он сообщил японцам, что российские власти хотят восстановить пост в заливе Анива, снятый в 1854 г. Николай Николаевич предложил провести границу по проливу Лаперуза, а японские рыбалки оставить в их владении. Японцы же предлагали провести границу по 50-й широте. 23 августа состоялся последний разговор, который закончился ничем. Одной из причин того, что японское правительство настороженно отнеслось к инициативе Муравьева, была близость дальневосточных рубежей России.

Во время российско-японских переговоров, вечером 14 августа 1859 г., произошло трагическое событие, которое показывает, насколько непросто складывались отношения между двумя странами. Несколько членов экипажа корвета «Гридень» были посланы на баркасе в Канагаву для закупки продуктов. Успешно окончив все дела, они хотели в тот же вечер вернуться на судно, но случилось непредвиденное.

«Мофет, — писал командир русской эскадры капитан 1-го ранга А. А. Попов, — шел из лавок в сопровождении матроса Ивана Соколова, который нес за ним ящик с деньгами, а мещанин Александр Корольков шел несколько впереди их. Вдруг на одном из перекрестков на них напали несколько японцев, вооруженных саблями. В темноте и при неожиданности нападения борьба была невозможна, тем более что никто из наших не имел при себе оружия; через минуту матрос упал мертвым, а мичман Мофет плавал в крови своей, получив несколько глубоких и смертельных ран. Корольков же, предупрежденный г. Мофетом, который закричал ему: «Александр, нас бьют!» кинулся в одну из лавок, в то время уже запиравшуюся на ночь хозяином, и был спасен от смерти последним, но получил сильную рану в левую руку с перерубом кости; другим ударом у него перерублена фуражка у самого виска».

Нападавшие скрылись, прихватив ящик с деньгами. На крики быстро собралась толпа. Проходившие мимо два американских матроса сообщили о происшествии своему командиру, жившему неподалеку. Несмотря на помощь японского врача, Мофет скончался через два часа. Японские власти немедленно выразили глубокое сожаление и попросили прощения за кровавый инцидент. Муравьев-Амурский мог воспользоваться мощью своей эскадры, но он последовал совету Гошкевича и других своих спутников не вмешиваться. Ему предстояло срочно вернуться на Дальний Восток, и он поручил провести расследование А. А. Попову, выставив условие сменить губернаторов, а преступников, если они будут найдены, подвергнуть казни на месте преступления.