Русская военно-промышленная политика. 1914—1917. Государственные задачи и частные интересы. - [3]

1. ПРОИЗВОДСТВО ВООРУЖЕНИЯ КАК ПРОБЛЕМА В ЛИТЕРАТУРЕ И ОБЩЕСТВЕ

Военную промышленность рассматривают как составную часть международной системы угрозы и военных конфликтов; продукция ее, пишет П. Гэтрелл, либо используется для разрушительных действий, либо хранится в запасе до истечения срока годности. Хозяйственная и политическая практика своего времени заставляла различать используемые в военных целях производства, обособляя среди них изготовление собственно боевых средств — вооружения, боеприпасов, всего того, что идет на уничтожение людей, разрушение материальных ценностей и ни на что иное не пригодно. «Ни в одном имуществе его военный характер не выражается столь рельефно, как в имуществе артиллерийском, — утверждал в своем курсе лекций Е.К. Смысловский, — так как основным его назначением является поражение живой силы и разрушение всяких мертвых сооружений, хотя бы весьма полезных и необходимых для мирных целей, то есть деятельность не только не нужная для мирного времени, но и составляющая преступление»^{8}. Свою характеристику Гэтрелл раскрывает с экономической точки зрения: военная продукция не предназначается для производительного, использования и столь же непригодна как средство личного потребления^{9}. Она представляет собой, таким образом, изготовленные для государства непосредственные потребительные стоимости — специфические предметы потребления, которые необходимы исключительно военному аппарату власти и выпадают из процесса обращения капитала^{10}.

Не учитывая этого, П.П. Маслов, много размышлявший об общественном значении военной экономики, в свое время ошибочно полагал, что и в военном производстве кругооборот капитала нормально замыкается, раз государство приобретает, оплачивает изготовленное (в своей или другой стране) вооружение^{11}. Но здесь действуют взаимосвязи «принципиально иные, нежели в обычном экономическом процессе», потому что постоянное возобновление средств борьбы, подача оружия достигаются «не в процессе конечного военного потребления, а в новом производственном процессе, поглощающем очередную часть сил и средств общества». В момент изготовления военно-промышленной продукции прекращается обращение ее стоимости; затем «воспроизводится лишь потребность» в ней^{12}. Только отчасти Маслов был прав: предметы, приготовленные, казалось бы, для снабжения армии, но пригодные и для личного потребления, принципиально не отличаются от продукции гражданского назначения. Для определения же их действительного места в экономических процессах мало знать, на что они пригодны в принципе: на первый план выступает характер фактического их использования, все зависит от того, поступили ли они на деле в конечном счете в личное потребление полезного работника, то есть продолжают участвовать в обращении стоимостей, или же пропали, достались какому-нибудь унтеру Пришибееву^{13}.

Наряду с артиллерийскими заводами и арсеналами, вообще специальными предприятиями — поставщиками военных ведомств, в снабжении вооруженных сил участвовали еще и многие другие предприятия, чуть ли не целиком крупнейшие отрасли промышленности, вплоть до текстильной. В исследованиях о военно-экономическом потенциале касаться производства предметов, не предназначенных именно для военно-государственного потребления, оказывается неизбежным. В трудах о военной экономике А.Л. Сидорова, К..Н. Тарновского, П. Гэтрелла и других историков соответствующее внимание уделено топливной, химической промышленности, металлургии и прочим номинально (и отчасти действительно) гражданским отраслям хозяйства.

Изолированному рассмотрению военного хозяйства препятствует также действовавшая статистическая классификация: специальные военные производства в ней, как правило, вовсе не фигурировали, скрытые в рубриках машиностроения, химии и других промышленных отраслей. На несовершенство принятой статистической классификации с точки зрения историка указал А.Л. Сидоров, не удовлетворенный подсчетами Н.Я. Воробьева: этот статистик «причисляет к “государственной обороне” только снаряды, оружие и другие предметы разрушения, а все остальные предметы, которые могли употребляться для мирного обихода, исключены, — писал Сидоров. — …Получается довольно странная картина: пушка — предмет обороны, а металл и уголь, употребленные при ее приготовлении, — предметы мирного потребления»^{14}. Критическая мысль выражена здесь не вполне отчетливо, но правомерно: без искажения сути дела хозяйственные ресурсы, направленные на производство вооружения, не могут выпасть из рассмотрения.

Обращение исследователей к вопросу о месте, весомости военной индустрии в жизни империи породило разногласие в оценках того влияния, какое оказала на общее состояние экономики предвоенная гонка вооружений, — о роли ее в создании наблюдавшегося промышленного оживления и подъема. По мнению ряда авторов, происходившее в 1912–1914 гг. вовлечение все более обширного круга предприятий в исполнение военных заказов не имело решающего значения, промышленный подъем имел в основе естественные рыночно-конъюнктурные процессы. Другие же считают, что именно бросив на вооружения средства, собранные благодаря удачным урожаям и высоким мировым ценам на хлеб, а также путем внешних займов, правительство вызвало промышленное оживление и рост.