Русская ведьма в чужом мире - [34]

Вампир смолк, скрипнули клыки… вонзились в травяную лежанку острые когти.

— Дарвиль… но это значит, твоей дочери уже семнадцать лет? А ты говорил о ней так, словно она малышка!

— Мы взрослеем позже… она выглядела на двенадцать… но это уже неважно. У меня нет больше дочери! — хрипло буркнул вампир и отвернулся, давая понять, что больше разговаривать со мной не хочет.

Эй, вампир! Так, между прочим, невежливо поступать, особенно с женщиной! Бросил рассказ на самом интересном месте… как безответственный автор одного виртуального журнальчика… где я люблю иногда скачать новенькую книжку… и выпал из зоны доступа!

— Она что… умерла? — скорбно поджав губы, гляжу в спутанные белокурые локоны.

Хотя почему-то уверена, что говорил он не о смерти.

— Нет. — помолчав, взрыкнул вампир. — И скажи своим друзьям… пусть войдут… я их чувствую.

Я тоже их почувствовала пару минут назад, вернее, трава доложила. Только окликать не стала… вот еще! Незачем им знать, что они у меня под колпаком гуляли, у мужчин всегда должна оставаться хоть иллюзия свободы передвижения.

— Талм, — позвала я того из гномов, в чьей преданности была уверена полностью. — Что вы там застряли?

— Уже идем. — как-то непривычно серьезно вздохнул он и гномы молча прошли под навес.

Атаний беглым взглядом окинул украшающие наше временное пристанище цветы и фрукты и сурово поджал губы. Гарон вообще состроил физиономию проповедника, с которой ходит по стоянкам, а Талм исподтишка посматривает на меня несчастными глазками. Интересно, почему мне заранее не нравится решение, которое они приняли на своем семейном совете? Хотя я даже не знаю пока, в чем оно заключается.

Но бросаться сейчас в расспросы, как морж в прорубь, и не подумаю. Мой жизненный опыт подсказывает, что это будет выглядеть жалко и нелепо. Нет ничего глупее, чем пытаться начинать выяснять у внезапно надувшегося на тебя мужчины, почему это масик обиделся. Не нужно идти на поводу у своего любопытства, желание высказаться и так распирает его. Достаточно некоторое время спокойно переждать, обиженный быстрее созреет до того, чтобы начать разговор первым. А выслушав претензии, всегда легко отыскать в его доводах слабое место. Потому что оно обязательно есть.

Я молча разложила по чашкам салат и подвинула их гномам. А сама устроилась поближе к вампиру, и по привычке сунула кончик ногтя в зубы, пытаясь сообразить, как поделикатнее вытащить из него объяснение о пропаже дочери.

— Ну что ты сопишь мне над ухом, ведьма! — не выдержал вампир уже через пять минут. — Спрашивай уже, что тебя так мучает?

— Я хочу понять… что такого может сделать ребенок… чтобы отец от него отказался?

— И на такой простой вопрос ты так долго придумываешь ответ? — с ядовитой горечью фыркнул он. — Так не мучайся, я тебе объясню. Ребенок должен просто предать своего отца.

Он резко отвернул голову к стене, и крепко стиснул руки в кулаки, чтобы произвольно удлиняющиеся когти не выдали его душевной боли.

Ох, вампир, как я тебя понимаю. Думаешь, раз я бабка-Йожка, то меня никогда не предавали? Ошибаешься, этой чаши не удается избежать почти никому. Но есть одна маленькая тонкость… иногда, решив, что меня подло предали, и познав всю бездну черной боли и обиды я через некоторое время убеждалась, что приняла за предательство более возвышенное чувство. Вот только, к великому моему сожалению, пережитая боль от этого понимания никуда не пропадала.

— Знаешь, а это не ответ. — Дав ему немного успокоиться, делаю разочарованное лицо. — Я объясню, почему. Если про то, что дочь предала, сказали другие…

— Она сама мне это в лицо сказала! — гневно прошипел вампир и вонзил-таки когти в лежанку, яростно измельчая в труху крепкие стебли.

— Ну, и что же, что сама. — стараясь не бередить еще кровоточащую рану в его душе, мягко бормочу, словно для себя. — Тогда у меня возникает еще больше вопросов. Первый, она сделала это по доброй воле или по указу? Некоторые, например, еще недавно тоже верно служили бандитам…

— Она сказала, что знает теперь мое истинное лицо, и не желает больше зваться моей дочерью. И что такие негодяи, как я, не имеют права не только на свободу, но и вообще на жизнь. — не поворачивая ко мне лица, сквозь зубы прошипел вампир.

— У, как всё запущено. — с сочувствием присвистнула я. — И давно у вас с нею это непонимание? Ну, то есть, я хочу сказать, ведь не всегда же она тебя ненавидела?! Наверное, было время, когда дочка тебя обожала? Сможешь припомнить, с чего все недоразумения начались?

Вампир посмотрел на меня чуть не с ненавистью, и снова отвернул лицо к стене. Если он будет так вертеться, то у него скоро на шее мозоль соскочит, привычно съехидничала я и приготовилась к долгому ожиданию. Но вампир врубался в смысл сказанного мной намного быстрее гномов. Видимо, он и сам где-то в глубинах подсознания все время прокручивал обидную сцену, вновь выслушивая брошенные в лицо как горсть острых осколков злые слова дочери.

— Это началось после весеннего бала. — Глухо пробормотал он, скорее для себя, чем для меня. — ее выбрали тогда феей цветов… в этом году она как-то незаметно стала такой хорошенькой… Лайоф сам возложил Нилине на голову венок феи… Она была очень счастлива в тот день… А потом у нее всё не находилось времени со мной поговорить… Раньше мы часто разговаривали по вечерам… я рассказывал ей, как устроен мир, какие народы живут на севере, какие на востоке… она была такая любознательная… до этой весны была…