Русская сатирическая сказка в записях середины XIX — начала XX века - [7]

— Я до чего дослужила!.. Откуда берется? Это что такое!

Помылась. Подали полотенце. Вытерлась. Подают самовар. Села она чай пить. Староста приходит на цыпочках. Она взглянула, что за мужчина.

— Вам, — говорит, — что надо?

— Я, — говорит, — барыня, к вам пришел спросить, какой наряд дадите, что работать?

А она догадалась:

— Нешто вы не знаете? Что вчера делали, то и сегодня делайте!

Староста вышел в кухню и говорит:

— Сегодня какая барыня добренная, просто отроду такая не бывала!

Ну, она живет тут месяц, и другой, и так ее расхвалили крестьяне, что (впору) честь отдать.

Вот барыня утром пробудилась и кричит:

— Слуги!

А он сидит, шьет.

— Ты что, растакая...

А она:

— Что такое, сволочь?

— Ах ты, стерва, несчастная!

Вскочил со стула, сдернул с ноги ремень и давай ее нахаживать:

— Ты нешто не знаешь своей должности? Ты должна вставать и печь затоплять!

И до того катал ее, сколько ему хотелось!

Потом она взмолилася. Побрела за дровами, принесла дров, затопила печь, кой-чего сварила. Ну, это время так продолжалося месяца два. А он ее раза три да четыре изрядно поколотил.

И потом этот солдат дал сонных капель и переменил их.

Утром встает барыня тихонько, выходит из своей комнаты.

— Что это? Я в старом доме. Откуда я взялась?

Спросила служанок:

— Служанки, как же я сюда попала?

— Ты, барыня, нигде и не бывала!

И с тех пор барыня мягкая-размягкая разделалась, а швецова жена стала жить по-старому. 

Набитой дурак

Жил-был старик со старухою, имели при себе одного сына, и то дурака. Говорит ему мать:

— Ты бы, сынок, пошел около людей потерся да ума набрался.

— Постой, мама, сейчас пойду.

Пошел по деревне, видит — два мужика горох молотят, сейчас подбежал к ним: то около одного потрется, то около другого.

— Не дури, — говорят ему мужики, — ступай, откуда пришел!

А он знай себе потирается.

Вот мужики озлобились и принялись его цепами подчивать: так ошарашили, что едва домой приполз.

— Что ты, дитятко, плачешь? — спрашивает его старуха.

Дурак рассказал ей свое горе.

— Ах, сынок, куда ты глупешенек! Ты бы сказал им: бог помочь, добрые люди! Носить бы вам — не переносить; возить бы — не перевозить! Они б тебе дали гороху, вот бы мы сварили да и скушали.

На другой день идет дурак по деревне; навстречу несут упокойника.

Увидел и давай кричать:

— Бог помочь! Носить бы вам — не переносить, возить бы — не перевозить!

Опять его прибили; воротился он домой и стал жаловаться.

— Вот, мама, ты научила, а меня прибили!

— Ах ты, дитятко! Ты бы сказал: канун да свеча! Да снял бы шапку, начал бы слезно плакать да поклоны бить; они б тебя накормили-напоили досыта.

Пошел дурак по деревне, слышит — в одной избе шум, веселье, свадьбу празднуют; он снял шапку, а сам так и разливается, горько-горько плачет.

— Что это за невежа пришел, — говорят пьяные гости, — мы все гуляем да веселимся, а он словно по мертвому плачет!

Выскочили и порядком ему бока помяли...

Дурень Ненило и жена Ненилушка

Был муж да жена. Жена-то умная, а муж-то не совсем. Ходил он на работу или куда там. Видит, в поле мужик рожь сеет. Вот он и говорит:

— Сеять бы тебе не пересеять, ничего бы у тебя не выросло!

Вот этот мужик трепал, трепал, до полусмерти его истрепал.

Приходит он домой и плачет:

— Ненила, Ненилушка, все мое несчастьюшко!

Она говорит:

— Что же?

— Я в поле иду и увидал мужика, и говорю: сеять бы тебе да сеять, ввек тебе не пересеять!

Она и говорит:

— Дурак ты, дурак! Ты бы говорил: возить бы тебе не перевозить, носить бы тебе не переносить.

— Пойду, хозяйка, скажу, — говорит.

Идет, а покойника везут.

Он и кричит:

— Возить вам не перевозить, носить вам не переносить!

Опять его истрепали. Он опять домой идет, заплакал:

— Ненила, Ненилушка, все мое несчастьице! Иду, — говорит, — покойника несут, а я говорю: «Возить вам не перевозить, носить вам не переносить!».

Она и говорит:

— Дурак ты, дурак! Ты бы говорил: «Вечная память!».

— Пойду, — говорит, — хозяйка, скажу!

Идет, а свадьба идет, а он и кричит:

— Вечная память!

Ну, вот его опять истрепали всего. Он опять пришел к жене и плачет. Она говорит:

— Ты бы плясал и веселился, тебе бы пирог выкинули.

Он говорит:

— Пойду, попляшу!

Идет, а у мужика овин горит, а он давай плясать и веселиться. Его опять мужик истрепал: мужику горе, а он пляшет. Он приходит домой и плачет и жалится жене.

— Иду, жена, вижу, у мужика овин горит, а я и заплясал.

Она и говорит:

— Дурак ты, дурак! Ты бы ведро схватил и заливал!

— Ну, пойду, хозяйка, залью.

Идет, а мужик свинью палит. Он схватил ведро и залил всю. Опять мужик схватил его, истрепал. А он опять заплакал, пошел домой и стал жене жалиться:

— Ненила, Ненилушка, все мое несчастьице! Иду я, иду, вижу, мужик борова палит, я взял у него и залил!

Она и говорит:

— Дурак ты, дурак! Ты бы говорил, что репа — мясо!

— Пойду, хозяйка, скажу!

Ну вот пошел, идет по задворкам, а мужик в нужном месте сидит, а он и говорит, что:

— Репа — мясо, мужичок!

Тот его опять схватил, трепал, трепал, всего истрепал. Идет к жене и жалится.

— О чем ты плачешь?

— Иду я, вижу, мужик в нужном месте сидит, а я и говорю: «Репа — мясо!».

— Дурак ты, дурак, ты бы говорил: черная гадина, с дороги долой!

— Ну пойду, хозяйка, скажу!