Русская рулетка - [40]

— Ну что, Олечка, ставим пельмени на керосинку? — Шведов, загораясь неким мальчишеским азартом, громко хлопнул ладонью о ладонь.

— Ставим! — Ольга засмеялась вновь и также хлопнула ладонью о ладонь.

— Я и керосинку, кстати, заправил к твоему приезду.

Минут через десять зафыркала, забулькала вода в кастрюле, а через двадцать минут пельмени были готовы.

— Жаль, водки у нас нет, — Шведов неожиданно вздохнул. Это на него совсем не было похоже — чем-чем, а сентиментальностью он не отличался, — пара стопок под пельмени была бы очень кстати.

Ольга понимающе кивнула.

— Да, кстати. Только водки у нас, Слава, нет. Не-ту.

— Зато есть самогонка. Я достал.

Ольга отрицательно покачала головой.

— Самогонку я ни разу в жизни не пробовала.

Шведов глянул на неё и всё понял — на это хватило одного взгляда.

— А я тебе, Оленька, и не предлагаю. Сам же, пожалуй, стопочку выпью.

— Правильно, — одобрительно отозвалась на это Ольга, — самогонка — мужской напиток.

— Кровь гражданской войны.

— Ну уж и кровь, — усомнилась в утверждении Ольга, — скорее… скорее, извини, моча.

Шведов передёрнул плечами.

— Фу, как грубо! После этих слов я, пожалуй, ничего не буду пить.

— Нет, ты пей, пей…

— Когда этот твой флотоводец приедет, не сказал?

— Нет. Но думаю, в ближайшее время заявится.

— Ну что ж, — Шведов извлёк откуда-то из-под портьеры небольшую прозрачную бутылку, в содержимом которой мог усомниться лишь младенец, ничего, кроме соски, в жизни не пробовавший, — всякие пельмени требуют жертв. Он налил немного самогонки в лафитник, пробормотал то ли восхищённо, то ли раздосадованно: — Не пойму, чем пахнет — то ли сосновой щепкой, то ли мореными железнодорожными шпалами… Загадка природы!

Через неделю в квартире Ольги Зеленовой задребезжал электрический звонок. Ольга поняла сразу: Чуриллов. Непонятно, почему именно она решила так, но уверена была твёрдо: он! На секунду задержалась у зеркала, стоявшего в прихожей, разгладила пальцами морщинки, собравшиеся в уголках рта, и открыла дверь. На пороге действительно стоял Чуриллов — подтянутый, серьёзный, с букетом белой сирени в руке.

— О! — благодарно произнесла Ольга, позвала громко: — Слава! Слава!

Из комнаты неспешно вышел Шведов и, щёлкнув каблуками, представился:

— Подполковник артиллерии Шведов Вячеслав Григорьевич!

Ощутив, что в горле у него, скатавшись из ничего и мигом материализовавшись, возник твёрдый комок некой обиды, Чуриллов напрягся, выдавил из себя вежливую улыбку и поклонился Шведову. Ольга всё засекла, но виду не подала, лицо её лучилось приветливо. Чуриллов назвался. Поймал себя на том, что сделал это запоздало — надо было назваться чуть раньше, на несколько мгновений раньше, и всё было бы в порядке, но оторопь подмяла его… Такое с Чурилловым случалось редко.

Ещё не осознавая, что оторопь может оказаться затяжной, Чуриллов постарался выплеснуть из себя всё неприятное, что возникло в душе. В конце концов, если понадобится, он отобьёт Ольгу у этого подполковника — бывшего подполковника, — всё вернёт на круги своя…

Он вручил Ольге букет — и это тоже сделал с опозданием. Та поспешно уткнула лицо в душистую белую кипень, проговорила восхищённо:

— Какая всё-таки прелесть — белая сирень!

— Это особая сирень, — сказал Чуриллов, — из Кронштадта. Ранняя. Нарвал в саду недалеко от дома адмирала Вирена. Но это ещё не всё, — Чуриллов щёлкнул замками мягкого, сшитого из телячьей кожи портфеля, — последняя покупка, совершённая им в Париже, достал оттуда чёрную бутылку с блеклой серой этикеткой. — Вот, из личных запасов.

— Боже мой, «божоле», — неверяще прошептала Ольга, — настоящее красное «божоле» четырнадцатого года… Я уже забыла, как выглядит хорошее французское вино, — она оторвала лицо от букета, глаза её растроганно заблестели. — Петроград залит самогонкой, даже подъезды пахнут ею, а вина настоящего нет.

Чуриллов развёл руки в стороны, словно был виноват в этом, произнёс дежурную фразу:

— Ничего, жизнь в конце концов наладится! Что же касается вина, то у меня припасена ещё пара бутылок, хорошее вино всегда надо иметь в запасе, хотя бы немного, — Чуриллов не удержался, показал два пальца, он словно бы вспомнил беззаботную мальчишескую пору, — так что два раза можно устроить праздник.

— Чуриллов, Чуриллов, — произнесла Ольга тихо, вновь окунула лицо в душистую белую охапку.

Чуриллов, глядя на неё, вновь ощутил странную оторопь и тревогу, способную причинить вред душе, начнёт там что-нибудь кровоточить, и через некоторое время всё — уже ни бинтами, ни примочками, ни прижиганиями не остановить льющуюся кровь. Что же общего имеет Ольга с этим мужчиной? Чуриллов скосил глаза на Шведова, очень выразительно молчавшего, — по его молчанию всё было понятно, никакие слова бывшему артиллерийскому подполковнику не нужны.

— Чуриллов, — вновь заведённо произнесла Ольга, сделала приглашающий жест. — Прошу, господа… Сейчас будем пить чай.

Разговор, происшедший за чаем, вернул Чуриллова в прошлое, то самое прошлое, которому он был обязан. Обязан своим становлением, своей судьбой, тем, что он стал капитаном второго ранга… Казалось бы, звание это не адмиральское, но всё-таки очень высокое — на флоте, при батюшке царе, капитанов второго ранга было не больше, чем первого, примерно одинаковое число, — и кавторанги, как и каперанги, успешно командовали «боевыми единицами» — крейсерами, эсминцами, каждый из таких командиров был приметен, многих государь знал лично.