Русская республика (Севернорусские народоправства во времена удельно-вечевого уклада. История Новгорода, Пскова и Вятки) - [177]

Перед тем не задолго как-то иноки Евфросин, Игнатий и Галактион, по частому обычаю того времени, вышли из монастыря, где были, и основали пустыню или киновию в Вяжищах посреди лесов и болот. Высшая сила руковыодила ими. Когда они пошли искать удобного места для пустынно-жительства, то дали себе зарок, что будут странствовать, пока им не будет указано свыше, где им оставаться. И вот, проходя по лесу, ощутили они приятный запах; то было им знамение, что в этом самом месте Богу угодно указать им приют; тут скитальцы построили себе келью и часовню. К ним пришел священник, по имени Пимен. Так как после этого было кому у них совершать богослужение, то деревянная часовня перестроена была в церковь и посвящена во имя святителя Николая. Обыкновенно, вновь заводимые уединенные пустыни никак не укрывались от взоров человеческих, как того хотели основатели. Напротив, туда-то народ и приливал под впечатлением тогдашней набожности, любившей новые пустыни. Это было тем естественнее, что место, где они поселились, находилось в двенадцати верстах от Новгорода. Этим четырем подвижникам жизнеописатель Евфимия приписывает основание Вяжищенской обители; но из межевой границы Юрьевского монастыря 1321 г. существование Вяжи-щенского монастыря видно еще в XIV веке, и следовательно, если эти иноки действительно были основателями обители в Вяжищах, то разве обители некогда уже существовавшей, но разоренной или оставленной в запустении. Кругом были малые поселения и имения новгородских бояр. Один из таких бояр, живший в своем селе, стал посылать братии пищу; потом случился у него на теле веред; он помолился Николаю чудотворцу, — веред прошел. Боярин пришел в Вяжищенскую киновию, — а церковь в ней посвящена св. Николаю. Боярин заключил, что он исцелением своим обязан чудодейственному покровительству святого над этим храмом и записал в монастырь свои села, прилегавшие к месту, где стояла обитель. Когда монастырь, таким образом, получил обеспечение, стали приходить в него подвижники. Братия множилась. Туда-то пришел и молодой Иван (Евфимий). Пимен, бывший в монастыре уже игуменом, постриг его. Евфимий, живучи там, скоро приобрел известность по своему уму и познаниям. В том веке умственное дарование под монашеской рясой легче всего привлекало к себе уважение, потому что все интересовались тем, что происходило в монашеском кругу необыкновенного. Достигла весть о Евфимий до владыки Симеона.

Симеон потребовал его к себе, полюбил молодого человека и сделал его своим казначеем — звание очень важное. До того времени, — говорит жизнеописатель, — звание это давалось мирянам; а над Евфимием был первый пример, когда оно дано монаху. После смерти Симеона возведен был на архиепископство Евфимий Первый. Инок Евфимий, видно, не сошелся с новым владыкой: он оставил должность и удалился в Хутынский монастырь; но через несколько времени старцы монастыря на Лисьей Горке пригласили его к себе в настоятели. Такие примеры призвания на игуменство из чужого монастыря были исключением из обычая, по которому игумен монастыря выбирался братией из среды себя. Вероятно, Евфимий был приглашен или потому, что личность его стала везде известной, или же оттого, что, быть может, монастырь на Лисьей Горке зависел от Хутынского. Приобревши уважение между новгородцами, как умный и ученый, по тогдашним понятиям, духовный, по кончине Евфимия I-го игумен лисьегорский поставлен был в число трех кандидатов на достоинство преемника умершему. По обыкновенному порядку, стали выносить из св. Софии запечатанные жребии; Евфимиев остался на престоле. Толпа народа с духовенством отправилась на Лисью Горку и с торжеством привезла его во владычные палаты. Евфимий отрицался, говорил, что недостоин такого высокого сана. Это нравилось народу, считалось добродетелью; очевидно, каждый владыка должен был говорить таким тоном.

Евфимий II был единственный владыка, избегнувший посвящения от московского митрополита, с тех пор как московские митрополиты стали русскими первопрестольниками. Евфимий, как уже было сказано, посвящался в Смоленске от Герасима, киевского митрополита. Во все время своего управления этот архиепископ показывал ум в делах и располагал народ к себе приветливостью и щедростью. В делах политическх ничто без него не делалось. Но ничем так не отличался Евфимий, как построением множества церквей в городе. Жизнеописатель, восхищаясь этим, говорит: "Если ты хочешь видеть нечто малое от великих, прииди к великой Софии Премудрости Божией и возведи окрест очи твои, и узришь пресветлые храмы святых, как звезды или как горы, им созданные; не голосом, но вещью вопиют они о Евфимий; один храм показывает красоту своей утвари и вещает: это достояние архиепископ Евфимий даровал мне! Другой показывает благолепие своего построения и говорит: вот как он меня украсил! Третий же говорит: а меня от основания воздвиг! Св. Иоанн Златоуст вещает в горнем месте: он мне храм создал на земли; а я умолю Творца даровать ему храмину на небеси! А великий храм Софии Премудрости Божия стоит посреди храмов новгородских, как град царя великого; он обветшал от времени многовечный, а владыка Евфимий обновил его в прежнее благолепие и украсил многою добротою и иконами. Сей храм красотою своего создания как бы перстом указывает на него и говорит: се красота моя и похвала церкви — Евфимий великий. И похваляясь Богу о нем, вещает о себе и о церквах Великаго Новгорода к Богу: "се аз и дети, яже ми дал еси!" — Кроме церквей, Евфимий состроил владычные каменные палаты, вместо деревянных, и при них разные каменные службы, поварни, хлебные сушильни, кельи для монахов и ру-кодельников, а в своем саду построил высокую башню с часами, возбуждавшими удивление. Во всех этих постройках действовал его казначей Феодор, большой художник. Вспомнил он и свою Вязищенскую пустынь, где протекла его юность; там построил он каменную церковь и приказал расписать. Новгородцы, зная, что их любимый владыка особенно расположен к этой обители, содействовали своими приношениями ее благолепию. Уже к старости в Вяжищенском монастыре владыка построил каменную трапезу, расписал ее и учредил, по случаю ее освящения, пре-светлый и многорадостный праздник; и никогда не видали его таким веселым, как в этот день.