Русская расовая теория до 1917 года. Том 1 - [63]

Если мы какой-либо народ озаглавим просто термином «смешанный», то этим скажем еще очень мало. Смешение народонаселения может быть чисто механическое, может быть и физиологическим. Оно может совершаться в различных степенях напряженности, зависящих, как от относительной численности особей каждой из смешивающихся групп, так и от физиологической устойчивости рас в отношении передавания своих свойств и признаков. Без предварительного уяснения себе этих данных мы вряд ли можем с ясностью судить об отрывочных фактах, получаемых из наших наблюдений. Все говорят, что великоруссы смешанное народонаселение, и, изучая их с антропологической точки зрения следует спросить себя, прежде всего, как происходило это смешение, основываясь, по крайней мере, на письменных памятниках и на происходящем ныне перед нашими глазами.

Все данные говорят нам за то, что с юго-запада и северо-востока России шел приток тех колонизаторов Средней России, которых история называет славянами. Путь их шел преимущественно по водным большим дорогам и по большим торговым и междуплеменным трактам. На первобытные племена, занимавшие центральную Россию, постоянно был наплыв в течение веков пришельцев, представителей высшей культуры и племени. В какой же относительной численности встречались друг с другом эти два различные антропологические элемента, как могли действовать они друг на друга кровным путем? Если в густонаселенную, местность, представляющую более или менее компактную массу, однородную по своему кровному составу, попадает незначительное число переселенцев иной расы или если они выше по культуре, то оставляют несомненные следы своего прихода в языке, в нравах и обычаях, но с кровной токи зрения они совершенно исчезают в первобытном населении. Замечательно, что призвание варягов имело большое бытовое и государственное значение, оставило свой след в истории народа, но не оставило никакого антропологического заметного следа. Иное дело бывает, если в редко разбросанное, малочисленное население попадает сравнительно значительное число новых колонизаторов. Если от прикосновения с ними не исчезнет племя, не уйдет в другие места, не будет перебито или не вымрет от отнятия у него единственно возможных условий для его существования, то оно подчиняется новым колонизаторам земли, и притом не в смысле политическом или бытовом исключительно, а в смысле антропологическом, если только оба племени при соединении могут давать плодущие поколения. Известно, что кровные связи европейцев с некоторыми дикарями оказываются бесплодными в результате: особи смешанной крови не выживают и удаляются самым естественным путем — неживучестью, ранней смертностью, или просто вследствие отсутствия плода. Известно также, что смешения тех инородцев, коих можно считать за остаток или за представителей племен, первоначально населявших Среднюю Россию, с русскими плодовиты и вовсе не вызывают уменьшения приплода. Если мы возьмем Среднюю Россию еще за очень немного лет тому назад и обратим внимание на то, какое раздолье для расселения существовало еще тогда, посмотрим на обилие лесов, возьмем факты из распространения звериных промыслов и обилия диких зверей, находивших себе приволье и бывших во многих местностях более многочисленными, чем люди; если, наконец, мы соберем сведения об имевшейся в прежние времена густоте населения, насколько они для нас доступны, то, соединяя все эти данные, мы можем смело сказать, что новые пришельцы встретили сравнительно очень редкое народонаселение, по отношению к численности которого и их небольшое число было уже заметным, тем более, что это число увеличивалось постоянно как прибытием новых пришельцев, так и в их кровных сувенирах, оставленных в семьях первобытных жителей. При раскопке курганов в Богородском уезде мне помогал своими советами и влиянием один очень умный, много видевший и хорошо знавший свою местность, священник. Передавая мне сведения об имеющихся в уезде курганах и присутствуя при раскопке одного из наиболее многочисленных курганных кладбищ, он заметил: «А нужно признать, что мало было на свете вашего курганного народа. Если взять все известные мне в уезде курганы, если даже предположить, что они уменьшились в значительной степени с течением времени, то все-таки удивительна их малочисленность. Прежде здесь были лесные местности, и курганы может быть обворовывались, но не уничтожались; распахивать, да раскапывать их и сносить насыпи стали уже на моей памяти. Мы здесь на самом обширном курганном кладбище, так как здесь и теперь за полсотни курганов, да по местности видно, что оно могло быть раза в четыре или в пять больше. Не в десяток лет их здесь насыпали, а в столетия, тем не менее, их куда много меньше того, что я перехоронил на своем веку в одном этом фабричном селе».

Таким образом, весьма вероятно, что условия численности пришлого видоизменяющего племени по отношению к местному, подвергавшемуся изменению от прилития новой крови, были благоприятны тому, чтобы это пришлое племя могло оставить крепкие антропологические следы. Кроме того, условия этого влияния одного племени на другое были не одинаковы, и с антропологической точки зрения более благоприятны колонизаторам. Может быть, многие и женились на туземках и делались оседлыми, но большинство первобытных колонизаторов было не таково. Это был народ торговый, воинственный, промышленный, заботившийся зашибить копейку и затем устроить себя по-своему, сообразно созданному себе собственному идеалу благополучия. А этот идеал у русского человека вовсе не таков, чтобы легко скрутить свою жизнь с какою-либо «поганью», как и теперь еще сплошь и рядом честит русский человек иноверца. Он будет с ними вести дела, будет с ними ласков и дружелюбен, войдет с ними в приязнь во всем, кроме того, чтобы породниться, чтобы ввести в свою семью инородческий элемент. На это простые русские люди и теперь еще крепки, и когда дело коснется до семьи, до укоренения своего дома, тут у него является своего рода аристократизм, выражающийся в отвращении к инородкам. Часто поселяне различных племен живут по соседству, но браки между ними редки, хотя романы и часты, но романы односторонние: русских ловеласов с инородческими камелиями, а не наоборот. Чтобы получить в этом фактическую уверенность стоит просмотреть рассказы этнографов о вольности нравов многих инородцев в женских своих представителях. В настоящее время граф А. С. Уваров случайно сообщил мне сделанное им наблюдение в его имении, в котором русские находятся поблизости с мордвою, а именно что русские никогда не женятся на мордовках, не веря их твердости нравов, искушать кои легко, как они знают по собственному опыту. Если мы допустим такие отношения, то увидим, что хотя мордва женится только между собою, но великорусское влияние, кровное и антропологическое, мало-помалу завоевывает в ней свое место. Этнограф, видя с одной стороны постоянную женитьбу мордвы в кругу своего племени и замечая, несмотря на то, все большее и большее постепенное обрусение, отнесет его к влиянию обычаев, языка, распространению русских нравов. Антрополог несколько скептически отнесется к этому исключительному влиянию языка и нравов, а припишет кое-что и природе и постоянному, хотя и медленному, влиянию русской крови на народонаселение. При обсуждении подобного влияния смешения рас на антропологические признаки нужно принять еще в соображение следующий, почти постоянно наблюдаемый факт. Женщина, сравнительно более доступная влиянию представителей более высокого развития, более высокой расы, редко снизойдет до представителя расы, считаемой ею за ниже стоящую. Помеси европеек с неграми крайне редки и принадлежат к случайным, можно сказать эксцентричным явлениям, но негритянки и мулатки падки до европейцев. Не обязательные, а совершенно свободные сношения между негритянками и европейцами не редкость, как не редкость связи между последними и представительницами слабого пола у диких племен. Мужчины, неохотно налагающие на себя брачные узы с представительницами низших рас, весьма благосклонны к их жертвам, когда они приносятся без всяких обязательств с их стороны. В соприкосновение с инородцами, как это мы видим и теперь везде, куда проникают европейцы, приходят не семьи европейцев с семьями туземцев, а бессемейная европейская толпа мужчин в виде войска, матросов, искателей приключений, торговцев, весьма много вредящая антропологу в сохранении чистоты типа первобытных племен. Французы, англичане, испанцы при своих вековых сношениях с различными туземцами в своих колониях внесли весьма мало, если только внесли, придачи посторонней крови в свои семьи, но везде оставили резкие черты своего пребывания и своего культурного влияния в изменении туземных рас помощью образования значительного числа помесей с ними. Разве для первых русских колонизаторов, насадителей антропологического русского типа, при их столкновении с первобытно населявшими Среднюю Россию племенами, могло быть иначе, когда еще и теперь мы видим сплошь и рядом факты, говорящие нам за то, что дело шло тем же путем, как и у других западных производителей смешанных народонаселении. Если мы примем этот намеченный нами фактор обрусения и условия, при коих оно совершалось, то для нас станут понятны некоторые явления, иначе трудно объяснимые. В некоторых местах, как бы оазисы, рассеяны и до сих пор инородцы, упорно сохраняющие и свой тип, и свои нравы, в противоречие с могуществом влияния обычаев, языка и нравов. Инородцы эти переняли кое-что из нравов и обычаев, говорят, дурно ли хорошо, по-русски, но живут сотни лет особняком и сохраняют свой тип. Чем это объяснить? Различием религии, но это может быть допущено только для мусульманских племен, так как здесь русские и мусульмане одинаково косо смотрят, говоря вообще, а не об исключениях, на взаимные кровные связи и считают их за опоганение себя. Но остаются еще другие инородцы, из коих одни полуязычники обрусели, другие же и выше их стоящие сохраняют себя в сравнительной чистоте крови. Кроме языка, нравов и прочего, не действует ли тут то в особенности, что у русеющих племен дамы имеют более снисходительное сердце к прелестям великоруссов, а у нерусеющих оно неприступно для партизанской войны в пользу обрусения, производимой последними.