Русская расовая теория до 1917 года. Том 1 - [61]

Профессор Лесгафт, в одной очень поучительной своей статье о черепах великоруссов, сводя все сделанные краниометрические наблюдения над ними, приходит к тому заключению, что произведенные до сих пор исследования над краниологией русских и противоречат друг другу, и не дают твердой опоры для каких-либо выводов. С другой стороны постоянно приводят характеристику великоруссов в статьях, имеющих задачею ознакомить с населением России. Н. И. Надежин в 1837 г., например, так характеризовал великоруссов: «Физиогномия российского народа, в основании славянская, запечатлена естественным оттенком северной природы. Вообще, великороссияне не так высоки ростом, как западные их братья; но зато сложены крепко, здоровы и расположены к тучности. Особенно женщины отличаются дородностью, которая считается одним из условий красоты в низших сословиях. Черты лица у обоих полов правильны, но мало выразительны, лоб вообще узок, глаза и рот небольшие, нос кругловатый. Волосы русые, отчего в старину производили самое имя «Руси», но по мере приближения к северу, светлеют более и более, так что сбиваются на желтые и рыжие. Впрочем, рыжий цвет в общем пренебрежении. Поэтому существенно нравятся, у молодца черные кудри, у девицы — русая коса, как видно из народных песен; последняя, чем длиннее и гуще, тем сильнее знобит сердце молодецкое. Идеал красавицы: белое круглое лицо, щеки маков цвет, глаза черные с поволокою, бровь соколиная, поступь павлиная. Молодец тоже нравится чернобровый и черноглазый; но его главное достоинство состоит в свежести и здоровье, в том, что называется «кровь с молоком». Суровость климата притупляет вообще органы осязания, вкуса и обоняния; атмосфера большею частью туманная, и беспредельные равнины, две трети года покрытые снегом, не благоприятствуют развитию чувства зрения; зато слух очень тонок. От малороссиян великороссияне отличаются резко тем, что не имеют той живости в чертах, того огня глаз, которые принадлежат югу; с белоруссами сходны больше, только у этих последних шея обыкновенно бывает вытянута и голова слишком живо ходит на плечах, тогда как у великоруссов она кажется вросшей в плечи, на толстой, короткой шее. Впрочем, они не уступят, или даже превзойдут тех и других, гибкостью членов, проворством и расторопностью движений. Русский человек вообще больше крепок, чем силен; он способен переносить самые тяжкие труды, нечувствителен к лишениям, терпелив до бесконечности. Как по крепости сложения, так и по привычке ко всем суровостям воздуха, здоровье его редко подвергается болезням без особенных случаев. Живет долго, когда сам себе не накличет смерти, и до глубокой старости сохраняет бодрость. Женщины скоро теряют свежесть, но в старости редко подвергаются тому отвратительному безобразию, которое так свойственно южным старухам и вероятно было поводом к преданию о киевских «ведьмах». Быстрота понятия и медленность суждения принадлежат ровно всем поколениям русского племени, но скрытность выражения менее свойственна великороссиянам, которые вообще разговорчивее малоруссов и белоруссов. Великороссияне не имеют слишком живых чувств и пылких страстей. Они не способны к чрезмерным порывам, ни в любви, ни в ненависти… В отношении к способностям промышленным, художественным, творческим, великороссияне, как и прочие их братья, не отличаются изобретательностью, но зато чрезвычайно переимчивы и способны к подражанию. Чувство эстетическое мало развито в нем; что пестро и шумно, то для него и хорошо, и красно, и весело».

Приведенных выше мнений и описаний достаточно, чтобы показать, в каком положении находится вопрос о физиогномике русских, так как одни и до сих пор высказывают, что отыскивать типа русской физиогномии то же, что искать тождества в формах облаков, из коих каждый на свой образец; другие дают такую неопределенную характеристику физиогномии русских, что из нее не составишь себе какого-либо определенного понятия, подобно тому, как из слов Олеария, признавшего особо характеристичными признаками русских «обилие волос и толстое брюхо». Третьи, сравнивая имеющиеся до сих пор попытки уловить на черепе и в измерениях характерные черты морфологии лица и головы русских, становятся в тупик перед бедностью имеющегося материала и противоречием данных. От чего происходит это: от действительной ли невозможности найти что-либо стойкое в той помеси, которая сплотилась историей в группу русских, или же от того, что к вопросу подступали, недостаточно выяснив его элементы, и не выделяя при рассмотрении и поверке их те, которые могут скрадывать и затемнять результат? Существует ли великорусская физиогномия, и чем она отличается? Вот специально интересующий нас вопрос, который стоит в зависимости от другого: составляют ли великоруссы только исторический или этнографический термин, или же он имеет и известное антропологическое значение?

Вопрос этот для нас имеет особый интерес, хотя мы по своему обыкновению не только не особенно занимались им, но склонны были заранее, на основании наших поверхностных наблюдений и предвзятых идей, решить его отрицательно. Жизнь, однако же, решает его в положительном смысле и не дожидаясь специального исследования антропологов. Мы сплошь и рядом употребляем выражения: «это чисто русская красота, это вылитый русак, типичное русское лицо». Может быть, при приложении к частным случаям этих выражений и встретятся разногласия между наблюдателями, но, подмечая ряд подобных определений русской физиогномии, можно убедиться, что не нечто фантастическое, а реальное лежит в этом общем выражении «русская физиогномия, русская красота». Это всего яснее выражается при отрицательных определениях, при встрече физиогномий тех из родственных племен, кои исторически сложились иначе, например: малоруссов и белоруссов, а еще более инородцев, и при сравнении их с русскими. В таких случаях, «нет, это не русская физиогномия», звучит решительнее, говорится с большим убеждением и с большей определенностью. В каждом из нас, в сфере нашего «бессознательного», существует довольно определенное понятие о русском типе, о русской физиогномии; что же это, мираж, устроенный нашим воображением или отражение действительно чего-то существующего, не только исторически и этнографически русского, но и антропологически русского?