Русская поэзия XVIII века - [156]

Коль я власти не ищу».

1803

Зима

Поэт

Что ты, Муза, так печальна,

Пригорюнившись сидишь?

Сквозь окошечка хрустальна,

Склоча волосы, глядишь;

Цитры, флейты и скрыпицы

В белы руки не берешь;

Ни божественной Фелицы,

Ни Плениры не поешь?

Муза

Что мне петь? — Ах! где хариты[1101]?

И друзей моих уж нет!

Львов, Хемницер в гробе скрыты,

За Днепром Капнист живет.

Вельяминов[1102], лир любитель,

Богатырь, певец в кругу,

Беззаботный света житель,

Согнут скорбями в дугу.

Поэт

Да! Фелицы нет, Плениры,

Нет харит и нет друзей:

Звук торжественныя лиры

Посвятишь кому твоей?

Посвятишь ли в честь ты Хлору[1103],

Иль Добраде[1104] в славе ты?

Труб у них не слышно хору,

Дни их тихи, как листы.

Муза

Тот сидит всегда за делом,

Та покоит вдов, сирот;

В покрывале скромном, белом

Так Зима готовит плод.

Не видать ее работы,

Не слыхать ее машин;

Но по скуке — зрятся льготы,

И земля цветет, как крин.

Поэт

Между тем к нам, Вельяминов,

Ты приди хотя согбен,

Огнь разложим средь каминов,

Милых сердцу соберем;

И под арфой тихогласной,

Наливая алый сок[1105],

Воспоем наш хлад прекрасный:

Дай Зиме здоровье, бог[1106]!

Зима 1803–1804

Лебедь

Необычайным я пареньем

От тленна мира отделюсь,

С душой бессмертною и пеньем,

Как лебедь, в воздух поднимусь.

В двояком образе нетленный,

Не задержусь в вратах мытарств;

Над завистью превознесенный,

Оставлю под собой блеск царств.

Да, так! Хоть родом я не славен,

Но, будучи любимец муз,

Другим вельможам я не равен

И самой смертью предпочтусь.

Не заключит меня гробница,

Средь звезд не превращусь я в прах;

Но, будто некая цевница,

С небес раздамся в голосах.

И се уж кожа, зрю, перната

Вкруг стан обтягивает мой;

Пух на груди, спина крылата,

Лебяжьей лоснюсь белизной.

Лечу, парю — и под собою

Моря, леса, мир вижу весь;

Как холм, он высится главою,

Чтобы услышать богу песнь.

С Курильских островов до Буга,

От Белых до Каспийских вод,

Народы, света с полукруга,

Составившие россов род,

Со временем о мне узнают:

Славяне, гунны, скифы, чудь,

И все, что бранью днесь пылают,

Покажут перстом — и рекут:

«Вот тот летит, что, строя лиру,

Языком сердца говорил

И, проповедуя мир миру,

Себя всех счастьем веселил».

Прочь с пышным, славным погребеньем,

Друзья мои! Хор муз, не пой!

Супруга! облекись терпеньем!

Над мнимым мертвецом не вой.

1804

Цыганская пляска

Возьми, египтянка[1107], гитару,

Ударь по струнам, восклицай;

Исполнясь сладострастна жару,

Твоей всех пляской восхищай.

Жги души, огнь бросай в сердца

От смуглого лица.

Неистово, роскошно чувство,

Нерв трепет, мление любви,

Волшебное зараз искусство

Вакханок древних оживи.

Жги души, огнь бросай в сердца

От смуглого лица.

Как ночь — с ланит сверкай зарями,

Как вихорь — прах плащом сметай,

Как птица — подлетай крылами

И в длани с визгом ударяй.

Жги души, огнь бросай в сердца

От смуглого лица.

Под лесом нощию сосновым,

При блеске бледныя луны,

Топоча по доскам гробовым,

Буди сон мертвой тишины.

Жги души, огнь бросай в сердца

От смуглого лица.

Да вопль твой, эвоа! ужасный,

Вдали мешаясь с воем псов,

Лиет повсюду гулы страшны,

А сластолюбию — любовь.

Жги души, огнь бросай в сердца

От смуглого лица.

Нет, стой, прелестница! довольно,

Муз скромных больше не страши;

Но плавно, важно, благородно,

Как русска дева, пропляши.

Жги души, огнь бросай в сердца

И в нежного певца[1108].

1805

Радуга [1109]

Взглянь, Апеллес! взглянь в небеса!

В сумрачном облаке там,

Видишь, какая из лент полоса,

Огненна ткань блещет очам,

Склонясь над твоею главою

Дугою!

Пурпур, лазурь, злато, багрянец,

С зеленью тень, слиясь с серебром,

Чудный, отливный, блещущий глянец

Сыплют вокруг, тихим лучом

Зениц к утешенью сияют,

Пленяют!

Где красота, блеск разноцветных

Камней драгих, светлость порфир,

Прелести красок ярких, несметных,

Чем завсегда славится мир,

Чем могут монархи хвалиться,

Светиться?

О Апеллес! взявши орудье,

Кисти свои, дерзкой рукой

С разных цветов вмиг полукружье

Сделай, составь твердой чертой, —

Составь — и сзови зреть Афины

Картины.

Нет, изограф[1110]! — хоть превосходишь

Всех мастерством дивным твоим,

Вижу, что средств ты не находишь

С мастером в том спорить таким,

Чей взгляд всё один образует,

Рисует.

Только одно солнце лучами

В каплях дождя, в дол отразясь,

Может писать сими цветами,

В мраке и мгле вечно светясь.

Умей подражать ты ему,

Лей свет в тьму.

Зри, как оно лишь отвращает

Светлый свой взор с облака вспять,

Живость цветов вмиг исчезает,

Краски картин тмятся опять:

Беги ты такого труда

От стыда.

Может ли кто в свете небесном

Чтиться равно солнцу тому,

В сердце моем мрачном, телесном

Что, озарив тяжкую тьму,

Творит его радугой мира?

Пой, лира!

Бога воспой, смелым пареньем

Чистого внутрь сердца взноси

Дух мой к нему утренним пеньем,

Чтобы творец, вняв с небеси,

Влиял чувств моих в глубину

Тишину.

Светлая чтоб радуга мира,

В небе явясь в цвете зарей,

Стала в залог тихих дней мира,

К счастию всех царств и царей.

Он всех их один просветит,

Примирит.

1806

Евгению. Жизнь Званская [1111]

Блажен, кто менее зависит от людей,

Свободен от долгов и от хлопот приказных,

Не ищет при дворе ни злата, ни честей

И чужд сует разнообразных!

Зачем же в Петрополь на вольну ехать страсть[1112],

С пространства в тесноту, с свободы за затворы,

Под бремя роскоши, богатств, сирен под власть

И пред вельможей пышны взоры?