Русская поэзия XVIII века - [155]

Почто ж великолепьем пышным,

Удобным зависть возрождать,

По новым чертежам отличным

Огромны зданья созидать?

Почто спокойну жизнь, свободну,

Мне всем приятну, всем довольну,

И сельский домик мой — желать

На светлый блеск двора менять?

1798

К самому себе

Что мне, что мне суетиться,

Вьючить бремя должностей,

Если мир за то бранится,

Что иду прямой стезей?

Пусть другие работа́ют,

Много мудрых есть господ:

И себя не забывают,

И царям сулят доход.

Но я тем коль бесполезен,

Что горяч и в правде чёрт, —

Музам, женщинам любезен

Может пылкий быть Эрот.

Стану ныне с ним водиться,

Сладко есть и пить и спать;

Лучше, лучше мне лениться,

Чем злодеев наживать.

Полно быть в делах горячим,

Буду лишь у правды гость;

Тонким сделаюсь подьячим,

Растворю пошире горсть.

Утром раза три в неделю

С милой музой порезвлюсь;

Там опять пойду в постелю

И с женою обоймусь.

1798

Параше [1089]

Белокурая Параша,

Сребро-розова лицом,

Коей мало в свете краше

Взором, сердцем и умом!

Ты, которой повторяет

Звучну арфу нежный глас,

Как Палаша ударяет

В струны, утешая нас.

Встань, пойдем на луг широкой,

Мягкий, скатистый, к прудам;

Там под сенью древ далекой

Сядем, взглянем по струям:

Как, скользя по ним, сверкает

Луч от царских теремов,[1090]

Звезды, солнцы рассыпает

По теням между кустов.

Как за сребряной плотицей

Линь златой по дну бежит;

За прекрасною девицей,

За тобой, Амур летит.

1798

Стрелок

Я охотник был измлада

За дичиною гулять:

Меду сладкого не надо,

Лишь бы в поле пострелять.

На лету я птиц пернатых,

Где завидел, тут стрелял;

В нехохлатых и хохлатых,

Лишь прицелил, попадал.

Но вечор вдруг повстречалась

Лебедь белая со мной,

Вмиг крылами размахалась

И пошла ко мне на бой.

Хвать в колчан, ан стрел уж нету,

Лук опущен; стал я в пень.

Ах! беречь было монету

Белую на черный день.

1799

Русские девушки

Зрел ли ты, певец Тииский[1091]!

Как в лугу весной бычка[1092]

Пляшут девушки российски

Под свирелью пастушка?

Как, склонясь главами, ходят,

Башмаками в лад стучат,

Тихо руки, взор поводят

И плечами говорят?

Как их лентами златыми

Челы белые блестят,

Под жемчу́гами драгими

Груди нежные дыша́т?

Как сквозь жилки голубые

Льется розовая кровь,

На ланитах огневые

Ямки врезала любовь?

Как их брови соболины,

Полный искр соколий взгляд,

Их усмешка — души львины

И орлов сердца разят?

Коль бы видел дев сих красных,

Ты б гречанок позабыл

И на крыльях сладострастных

Твой Эрот прикован был.

1799

Снигирь [1093]

Что ты заводишь песню военну

Флейте подобно, милый снигирь?

С кем мы пойдем войной на Гиену[1094]?

Кто теперь вождь наш? Кто богатырь?

Сильный где, храбрый, быстрый Суворов?

Северны громы в гробе лежат.

Кто перед ратью будет, пылая,

Ездить на кляче, есть сухари;

В стуже и в зное меч закаляя,

Спать на соломе, бдеть до зари;

Тысячи воинств, стен и затворов

С горстью россиян всё побеждать?

Быть везде первым в мужестве строгом,

Шутками зависть, злобу штыком,

Рок низлагать молитвой и богом,

Скиптры давая[1095], зваться рабом,

Доблестей быв страдалец единых,

Жить для царей, себя изнурять?

Нет теперь мужа в свете столь славна:

Полно петь песню военну, снигирь!

Бранна музы́ка днесь не забавна,

Слышен отвсюду томный вой лир;

Львиного сердца, крыльев орлиных

Нет уже с нами! — что воевать?

1800

Тончию [1096]

Бессмертный Тончи! ты мое

Лице в том, слышу, пишешь виде,

В каком бы мастерство твое

В Омире древнем, Аристиде,

Сократе и Катоне ввек

Потомков поздных удивляло;

В сединах лысиной сияло,

И в нем бы зрелся человек.

Но лысина или парик,

Но тога иль мундир кургузый

Соделали, что ты велик?

Нет! философия и музы, —

Они нас славными творят.

О! если б осенял дух правый

И освещал меня луч славы, —

Пристал бы всякий мне наряд.

Так, живописец-филосо́ф!

Пиши меня в уборах чудных,

Как знаешь ты; но лишь любовь

Увековечь ко мне премудрых.

А если слабости самим

И величайшим людям сродны,

Не позабудь во мне подобны,

Чтоб зависть улыбалась им.

Иль нет, ты лучше напиши

Меня в натуре самой грубой:

В жестокий мраз с огнем души,

В косматой шапке, скутав шубой;

Чтоб шел, природой лишь водим,

Против погод, волн, гор кремнистых,

В знак, что рожден в страна́х я льдистых,

Что был прапращур мой Багрим.[1097]

Не испугай жены, друзей,

Придай мне нежности немного:

Чтоб был я ласков для детей,

Лишь в должности б судил всех строго;

Чтоб жар кипел в моей крови,

А очи мягкостью блистали;

Красотки бы по мне вздыхали

Хоть в платонической любви.

1801

Шуточное желание

Если б милые девицы

Так могли летать, как птицы,

И садились на сучках, —

Я желал бы быть сучочком,

Чтобы тысячам дево́чкам

На моих сидеть ветвях.

Пусть сидели бы и пели,

Вили гнезды и свистели,

Выводили и птенцов;

Никогда б я не сгибался, —

Вечно ими любовался,

Был счастливей всех сучков.

1802

Свобода [1098]

Теплой осени дыханье,

Помавание дубов,

Тихое листов шептанье,

Восклицанье голосов

Мне, лежащему в долине,

Наводили сладкий сон.

Видел я себя стоящим

На высоком вдруг холму,[1099]

На плоды вдали глядящим,

На шумящу близ волну;

И как будто в важном чине

Я носил на плечах холм.

Дальше: власти мне святые

Иго то велели несть,

Все венцы суля земные,

Титла, золото и честь.

«Нет! — восстав от сна глубока,

Я сказал им, — не хочу.

Не хочу моей свободы,

Совесть на мечты менять:

Гладки воды, коль погоды

Их не могут колебать.[1100]

Власть тогда моя высока,