Русская поэзия Китая - [82]

И обреченной не пошел дорогой.

И все, что не любил, учил любить,

В мой темный храм не звал других молиться

И, отрицая жизнь, хотел бессмертным быть,

Пред мудростью божественной склониться.

И, возлюбив весь мир — Твой светлый дом,

Я презираю гордое стремленье

Разрушить все, что создал Ты с трудом,

С таким нечеловеческим терпеньем.

ПОД ЧУЖИМ НЕБОМ

Чужое небо над тобою плачет,

С тобою женщина чужой страны.

Ты горестно считаешь неудачи,

Припоминая пройденные дни.

А женщина нерусскими речами

Старается тревогу разогнать,

И мальчик твой с твоими же глазами

Не может всей тоски твоей понять.

И, радуяся огненному лету,

Он ненавидит, как волчонок злой,

Твою страну, затерянную где-то,

И город, называемый Москвой.

1936

НЕ ЗАКРИЧУ

Не закричу и не заплачу,

Но покорюсь судьбе во всем:

Благословляю неудачу,

Отнявшую мой отчий дом,

Благословляю неудачу —

Уйду в небытия туман,

Чтоб подсмотреть, как ангел плачет,

Забыв свой херувимский сан.

1938

«Стремительно бежим — куда, не зная…»

Стремительно бежим — куда, не зная,

Смеемся, плачем, горести таим,

И скоро станет родиной изгнанье,

А родина — как стелющийся дым.

Что ж, примирись, душа, и с этой ложью:

Ведь жизнь проходит, словно ледоход,

И ты следишь с уже привычной дрожью,

Как все проходит — и совсем пройдет.

И хочется посторониться — вчуже,

Жизнь, проходи — и не воспрекословь

Нам поглядеть, как все скупей, все туже

Ползет по жилам наша кровь…

1938

«Не плакать, нет… и не просить щедрот…»

Не плакать, нет… и не просить щедрот,

И крыльев не просить земных и слабых,

Но вдруг увидеть свет иных высот

И веточку любимых белых яблонь.

И вот постигнуть: наша жизнь не мрак,

Не горестное заточенье духа,

Раз не осилить, не сломить никак

Прозренье взора, окрыленность слуха.

И нет тоски… а если есть она,

То светлая, воздушная, святая,

И если власть ей надо мной дана,

То легкая, как облачная стая.

1940

ПАМЯТЬ

Будь равнодушна и тогда, когда

Неистовая память сердце жалит:

Пускай идут медлительно года —

На них начертаны судьбы скрижали.

Живи тоской и другом назови

Весенний день с апрельскими глазами,

И карточкой отцветшею порви

Лукавую предательницу — память.

1937

ДВАДЦАТЫЙ ВЕК

Ты обречен, живя в двадцатом веке,

Питаться соками своей души —

И видеть в каждом близком человеке

Пришельца из тропической глуши.

И слушая неспешный жизни говор —

Куда спешить? — все к одному пути —

Оглядываешь всех и ловишь взоры:

В них радости и солнца не найти.

Не открывая сердца их укорам,

Ты сознаешь, что молодость не та.

Ах, не Колумбом плыть к чужим просторам

Нам, у которых Родина — мечта!

1937

«Усталый взор. Поклон учтивый…»

М. В. X.

Усталый взор. Поклон учтивый,

И снова думы о былом.

Несется вдаль трамвай крикливый

С синеющим на окнах льдом.

И каждый раз на том же месте,

Неся тяжелый груз тоски,

На задрожавшие мостки

С трамвая сходит с нами вместе

Седой, усталый генерал,

Который блеск России знал,

Которому Россия снится

Замученной императрицей…

1937

«Молва земная принесла к тебе…»

Валерию Перелешину

Молва земная принесла к тебе

Волнения житейские, печали,

Приклеила их ярлыком к судьбе,

Чтобы они пророчеством блистали.

И ты, вдохнув их безнадежный яд,

Неясные намеки, вздохи, стоны,

Воинствующий сбросил свой наряд,

Стал иноком коленопреклоненным.

И мир с его враждою и тоской

Ушел во мглу. А ты выходишь, мудрый,

Благословляя благостной рукой

Беспечный мир и ласковое утро.

1937

КУСТ САКУРЫ

У нежности влекущие глаза…

Как в этот век, стремительный и четкий,

Бетонированный, запутанный вокзал

Стыдливо приютил в углу решетки

Не кактусы, не пальмы дальних стран —

Взглянув на них, душа не дрогнет даже —

Нет, там в углу, как розовый туман,

Сакуры куст. Он часовой на страже!

Пусть поезда (не деревенский мул)

Орду людей несут в иные дали,

Где в городах свинцовый дым и гул

И новые написаны скрижали.

И житель равнодушный городской

С покорностью и скукой небывалой

В который раз гудящею толпой

Пройдет — столикий — по вокзальным залам.

В который раз… Но вот однажды он

Помедлит вдруг у кованой решетки…

И в этот миг стремительный и четкий,

Когда над городом разлит неон,

Услышит музыку далеких сфер,

И крылья нежности подхватят душу.

Так, городской столикий Агасфер,

Покой гранитный будет твой нарушен.

1940

КИТАЙСКАЯ ПАШНЯ

Осторожней проходи по пашням:

Мирно спят здесь прадеды твои,

Охраняя твой посев вчерашний

Всем долготерпением любви.

Посмотри, закат стал бледно-синим,

Выцветшим, как рубище твое.

У колодца слышен крик ослиный —

У колодца, где вода гниет.

И, встречая легкие зарницы,

Ласково кивнут тебе цветы.

Станет взрослым сын твой желтолицый,

Тишину полей поймет, как ты.

Он не сложит песен. В строгом взоре

Мудрость предков и покой земли.

Никакое не осилит горе

Тех, что слиться с пашнями смогли.

Дедовские холмики средь пашен —

Густо покрывает их трава —

Без гранитных усыпальниц, башен,

Шепчут внукам вещие слова.

Наклонившись над холмом убогим,

Слушает бесстрастный сын полей,

Как вдали по солнечным дорогам

Пролетают стаи журавлей.

1940

«Я знаю, шестикрылый серафим…»

Я знаю, шестикрылый серафим

Не спустится с благою вестью рая.

Так почему ж надеждой мы горим

На то, что долетит к нам весть благая,

Такая весть, что сердце, замерев

На миг, как будто биться перестанет?

И кажется: пройдут усталость, гнев

И счастье недоступное настанет.