Русская литература первой трети XX века - [215]

Шрифт
Интервал

Стихотворения печатаются по рукописям, хранящимся в ОР РГБ (Ф. 645. Карт 34). Черновик стихотворения Томашевского — ед. хр. 11, беловые автографы стихотворений Тынянова и Эйхенбаума — ед. хр. 12 и 13. К последнему приложено шуточное стихотворение Т. Роболи «Нечто о мужских ногах и о «разных дамах»», которое нами не воспроизводится.


Б.В.ТОМАШЕВСКИЙ

* * *

Да здравст<вует> Зубовский Инст<итут> Искусств
Инструментовка на У по последней поэтике
(Чтоб ей было пусто
На том и на этом свете.
Впрочем — это частное мнение,
Ни для кого не обязательное,
Тем не менее,
Позволю я его сказать).
Да здравствует словесный факультет
Вот самый этот,
Выросший на угарном культе
Формального метода.
Да здравствуют действительные члены
И научные сотрудники,
Добывающие ценности нетленные
В словесных рудниках.
Жирмунский, Пере<т>ц, Гофман,
Азбелев, Коварский, Бахмутова —
С вами не страшен гнев врагов нам,
Пускай себе в злобе барахтаются.
Подходите, говорите, чего надо вам:
Вот грамматика с Виноградовым,
Кто хочет стать гением —
К Шкловскому за сюжетосложением.
Поэтика Жирмунского, методология Перетца
Усвоены так, что даже не верится,
Иные же изучают келейно
Пушкинологию Гофмана и фонетику Бернштейна,
Долой все старое — все творим наново:
Пере<т>ц-Адрианова, курс Тынянова.
В восторге дамы
От Эйхенбаума.

Ю.Н.ТЫНЯНОВ

Ода

Коль яростно во мне пылает
Букет разнообразных чувств!
Коль ныне ясный вид являет
Российский Институт Искусств!
Расширь, о Феб, объятья шире,
Вези на номере 4
Меня в тот памятный проход,
Что близко Невского теченья,
А нынь мое стихотворение
К себе властительно влечет.
Что вижу я? Исток вод Сунских,
Что встарь Державиным воспет?
Но се — студенты, се, Жирмунский,
Тобой водимый факультет!
И где колонны, где Синоды?
И где Невы игривы воды?
Не вы стремите к высотам!
Не воды льются там, не реки:
Чувствительные человеки
Питают жар к искусствам там!
Ни темных лестниц мрак обильный,
Ни коридора гибкий змий
Не столько привлекают сильно,
Как авдитория с людьми.
Они пришли испить науки,
Они к нам простирают руки,
Так дайте ж, дайте ж им воды.
Но сей воды отнюдь не пейте,
А в лекциях своих излейте
На глав внимающие льды!
Методологии потопы!
Поэтики — есть полн бассейн!
Но се — фонетику Европы
Волнами катит Беренштейн!
Устами жадно припадите
И «о закрыто» возгласите —
И выпейте до дна ее!
Но нет, не пейте, — подождите, —
Европу мало пощадите,
Оставьте малость для нее!
Но ах, слегка коварны дамы,
Коварский же коварен весь —
И, может, злость уж эпиграммы
Готовит для поэта здесь?
Но нет, не верно! Нет, Коварский,
Коварный столько ж, сколь Пожарский
Пожарным предстоит для нас.
А дамы, дамы, будем прямы, —
Как ламы или далай-ламы,
На эпиграммы дамы пас.
Бряцай же, Феб, у входа в зданье —
Греми и бубнов не жалей,
И пусть темно до ног ломанья
И прочих бренных тех частей.
Но се — глядите: на Галерной
Горит огонь науки верный,
Возжен в студенческих главах, —
Он нам горит, он нас прельщает,
Он путь нам темный освещает,
Да не преткнемся в воротах.

Б.М.ЭЙХЕНБАУМ

Факслис 1920—1922

В дни голода, тревог, печали,
Расстрелов, обысков и бед
Мы как-то раз образовали
Искусств Словесных Факультет
Сначала выбрали туда мы
Всех с окончанием на ский;
Такое было время — дамы
Носить уж начали носки.
И — чудо! Валерьян Чудовский
С Жирмунским за одним столом;
Фаддей Зелинский - Виктор Шкловский!
Не факультет — прямой содом!
А там пошли еще: Слонимский
(Не беллетрист, а пушкинист),
И Томашевский, и Лозинский,
И Эйхенбауман[1110]-формалист.
И Энгельгардты, и Бернштейны,
И Гофманы — идут горой!
И Адрианова, и ейный
Муж, академик и герой.
И вот объявлено начало:
Мороз пять градусов, и пять
Учеников собралось мало,
Но избранные, так сказать.
Был Фиш, был Азбелев,
Коварский — Какие имена славней?
Мы угостили их по-царски
Методологией своей.
И дамы были — я, ей-Богу,
Не помню, сколько было дам;
Я за одну мужскую ногу
Десяток лучших дам отдам.
Но к делу. Так прошло два года...
Фиш скрылся, остальные — тут.
На нас уже явилась мода —
Студенты к нам толпой идут.
Пройдет еще лет пять — и метод
Наш постареет, как и мы;
Таков закон железный этот —
Из царства света в царство тьмы.
Но — Азбелев, Коварский, дамы!
Клянитесь все сегодня в том,
Что будем умирать когда мы,
Вы, будущие папы, мамы
И на кафедрах наши замы
Вы издадите для рекламы
Воспоминаний целый том!
26/XI. 1922.


3. Беломорские стихи Игоря Терентьева



На протяжении долгих лет судьба Игоря Терентьева после 1931 г. была загадочной. Согласно официальной справке он числился умершим в 1941 году, но было ясно, что это — обыкновенная «липа», которой человекогубительное ведомство заметало (хотя бы отчасти) свои кровавые следы. И на протяжении довольно долгих лет наиболее убедительно выглядела версия, что он, отбыв срок, отказался вернуться на «свободу», отдал свою фамилию кому-то из зэков, а сам под чужой фамилией остался в лагерях и дальше, постепенно смешавшись с людской массой уже до полного неразличения.

Версия, конечно, оказалась красивой легендой. Благодаря усилиям С.В. Кудрявцева мы знаем, что Терентьев был освобожден, потом повторно арестован в 1937 году и после двухнедельных допросов с заранее предрешенным исходом расстрелян[1111]. Мы знаем теперь и то, что на строительстве Беломорско-Балтийского канала он был довольно заметной фигурой, попавшей даже на фотографию в известном памятнике эпохи, воспетом Солженицыным. Но о его деятельности там практически ничего известно не было.


Еще от автора Николай Алексеевич Богомолов
Михаил Кузмин

Сборник посвящен писателю и поэту М. А. Кузмину.В России вышли несколько книг стихов и прозы Кузмина, сборник статей и материалов о нем, появились отдельные публикации в журналах и разных ученых записках. И все-таки многое в его жизни и творчестве остается загадочным, нуждается в комментировании и расшифровке. Именно поэтому автор опубликовал в настоящем сборнике статьи и материалы, посвященные творчеству Михаила Алексеевича Кузмина от первых лет его литературного пути до самых последних дошедших до нас стихов.


Россия и Запад

Сборник, посвященный 70-летию одного из виднейших отечественных литературоведов Константина Марковича Азадовского, включает работы сорока авторов из разных стран. Исследователь известен прежде всего трудами о взаимоотношениях русской культуры с другими культурами (в первую очередь германской), и многие статьи в этом сборнике также посвящены сходной проблематике. Вместе с тем сюда вошли и архивные публикации, и теоретические работы, и статьи об общественной деятельности ученого. Завершается книга библиографией трудов К. М. Азадовского.


Вокруг «Серебряного века»

В новую книгу известного литературоведа Н. А. Богомолова, автора многочисленных исследований по истории отечественной словесности, вошли работы разных лет. Книга состоит из трех разделов. В первом рассмотрены некоторые общие проблемы изучения русской литературы конца XIX — начала XX веков, в него также включены воспоминания о М. Л. Гаспарове и В. Н. Топорове и статья о научном творчестве З. Г. Минц. Во втором, центральном разделе публикуются материалы по истории русского символизма и статьи, посвященные его деятелям, как чрезвычайно известным (В. Я. Брюсов, К. Д. Бальмонт, Ф. Сологуб), так и остающимся в тени (Ю. К. Балтрушайтис, М. Н. Семенов, круг издательства «Гриф»)


Разыскания в области русской литературы XX века. От fin de siècle до Вознесенского. Том 1. Время символизма

Валерий Брюсов, Вячеслав Иванов, Зинаида Гиппиус… В первый том посмертного собрания статей выдающегося филолога, крупнейшего специалиста по литературе серебряного века, стиховедению, текстологии и русской модернистской журналистике Николая Алексеевича Богомолова (1950–2020) вошли его работы, посвященные русским символистам, газете «Жизнь» и ее авторам, а также общим проблемам изучения русской литературы конца XIX — начала ХХ веков. Наряду с признанными классиками литературы русского модернизма, к изучению которых исследователь находит новые подходы, в центре внимания Богомолова — литераторы второго и третьего ряда, их неопубликованные и забытые произведения. Основанные на обширном архивном материале, доступно написанные, работы Н. А. Богомолова следуют лучшим образцам гуманитарной науки и открыты широкому кругу заинтересованных читателей.


Рекомендуем почитать
Бунин за 30 минут

Серия «Классики за 30 минут» позволит Вам в кратчайшее время ознакомиться с классиками русской литературы и прочитать небольшой отрывок из самого представленного произведения.В доступной форме авторы пересказали наиболее значимые произведения классических авторов, обозначили сюжетную линию, уделили внимание наиболее  важным моментам и показали характеры героев так, что вы сами примите решение о дальнейшем прочтении данных произведений, что сэкономит вам время, либо вы погрузитесь полностью в мир данного автора, открыв для себя новые краски в русской классической литературе.Для широкого круга читателей.


Куприн за 30 минут

Серия «Классики за 30 минут» позволит Вам в кратчайшее время ознакомиться с классиками русской литературы и прочитать небольшой отрывок из самого представленного произведения.В доступной форме авторы пересказали наиболее значимые произведения классических авторов, обозначили сюжетную линию, уделили внимание наиболее  важным моментам и показали характеры героев так, что вы сами примите решение о дальнейшем прочтении данных произведений, что сэкономит вам время, либо вы погрузитесь полностью в мир данного автора, открыв для себя новые краски в русской классической литературе.Для широкого круга читателей.


Памяти пламенный цвет

Статья напечатана 18 июня 1998 года в газете «Днепровская правда» на украинском языке. В ней размышлениями о поэзии Любови Овсянниковой делится Виктор Федорович Корж, поэт. Он много лет был старшим редактором художественной литературы издательства «Промінь», где за 25 лет работы отредактировал более 200 книг. Затем заведовал кафедрой украинской литературы в нашем родном университете. В последнее время был доцентом Днепропетровского национального университета на кафедре литературы.Награжден почётной грамотой Президиума Верховного Совета УРСР и орденом Трудового Красного Знамени, почетным знаком отличия «За достижения в развитии культуры и искусств»… Лауреат премий им.


Некрасов и К.А.Данненберг

Ранний период петербургской жизни Некрасова — с момента его приезда в июле 1838 года — принадлежит к числу наименее документированных в его биографии. Мы знаем об этом периоде его жизни главным образом по поздним мемуарам, всегда не вполне точным и противоречивым, всегда смещающим хронологию и рисующим своего героя извне — как эпизодическое лицо в случайных встречах. Автобиографические произведения в этом отношении, вероятно, еще менее надежны: мы никогда не знаем, где в них кончается воспоминание и начинается художественный вымысел.По всем этим обстоятельствам биографические свидетельства о раннем Некрасове, идущие из его непосредственного окружения, представляют собою явление не совсем обычное и весьма любопытное для биографа.


Поэзия непереводима

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Из Пинтера нам что-нибудь!..

Предисловие известного историка драмы Юрия Фридштейна к «Коллекции» — сборнику лучших пьес английского драматурга Гарольда Пинтера, лауреата Нобелевской премии 2005 года.