Русская красавица - [14]

— О, Окуджаву я любил слушать, но только его песни, а вот рассказы — не приходилось. И что же он говорил о свободе?

— Спросили как-то у вороны, любит ли та свободу. «О да! Свобода — это воздух, свет, небо, солнце. Как это все прекрасно!» Спросили у орла. Он буркнул: «Угу, люблю». Их обоих посадили в клетки. Через месяц пришли к клетке с вороной и спросили о свободе.

— О, я люблю свободу! Это так прекрасно! Воздух, небо, солнце, простор!..

Подошли к клетке с орлом, а орел — мертв.

Анна сделала актерскую паузу. Она чувствовала, что попала в точку. Оболенский переваривал услышанное, и она продолжила атаку:

— Понимаете, Вадим Владимирович… Мы с вами покинули землю. Пусть она занимает всего четвертую часть планеты, но это — по-настоящему открытое пространство. Там можно двигаться в любую сторону сколь угодно долго, там происходят события, там вершится история. А здесь, на корабле… — Аня театрально обвела рукой палубу, чуть заметно подмигнула Юрику. — Здесь круг людей ограничен, идти можно от поручня до поручня и не далее, если, конечно, не хотите свалиться в море, и вокруг только небо и вода. Небо и вода… Вот они — невидимые стены вашей… то есть нашей тюрьмы! Но на суше каждая тюрьма имеет дверь, хотя и крепко запертую. Эта дверь иногда открывается, и, отсидев свой срок, каждый сможет вернуться через нее в мир людей. А здесь этой двери нет. Вы и безо всякой двери лишены свободы — никуда не денетесь, никуда не убежите. Вот вам и открытый простор!.. Вот вам и дыхание свободы! — Аня всплеснула руками. — Эти мысли приводят меня в отчаяние.

Анины глаза повлажнели. Подобно истинной актрисе, она вжилась в роль настолько, что сама поверила в созданный образ. И слезы были последним мазком, завершающим картину. Какой мужчина останется равнодушным при виде женских слез?! Вот и Оболенский не остался.

Нос его налился багрянцем, даже, казалось, изогнулся орлиным клювом. Значит, проняло. Сейчас начнет вить гнездышко и брать бедную девушку под свое крыло.

— О, зачем же так огорчаться, Аня?! Ну-ка улыбнитесь! У вас чудесная улыбка. И не нужно слез. Здесь и так слишком много соленой воды.

Анна рассмеялась.

— Ах, Вадим Владимирович!.. Какой вы шутник!

— Просто Вадим. Договорились?

— Конечно.

— Давайте спустимся в бар, — предложил Оболенский. — Думаю, бокал хорошего вина развеет ваши печали. Не скрою, вы меня заинтересовали. Кто вы? Искусствовед? Певица? Поэтесса? Душа у вас чуткая и ранимая. О, конечно же, вы — наяда, богиня морских глубин, существо таинственное и мистическое? Я угадал?

— Почти. Я — фотограф.

— Ага. Аккредитованы?

— Нет. Я, так сказать, свободная художница. Работаю на разных заказчиков.

Улыбка моментально слетела с губ Оболенского. Даже нос потерял орлиный изгиб и напоминал теперь утиный клюв.

— Значит, не аккредитованы?.. М-м… Как же так?!..

Это был критический момент. Если Оболенский поймет, что эта встреча не случайна, он и близко не подпустит Аню к «мисс России». Для него Таня Кустодиева — это удачно вложенный капитал, который должен принести баснословную прибыль. Каждая рекламная фотография Тани — это звонкая монета, и Оболенский не позволит всяким свободным художницам запускать руку в свой кошелек.

— Вы, наверное, никогда не занимались фотографией, — будто не замечая неловкого молчания, воскликнула Аня. — Это огромный мир, таинственный и мистический, — здесь я должна с вами согласиться.

— Что же в нем мистического?

— Профессиональный фотограф, как Фауст, пытается остановить прекрасное мгновение. Иногда это получается. Разве это не мистика?

Оболенский улыбнулся, покачал головой. Наивный вид Измайловой убедил его в беспочвенности подозрений. В конце концов, половина пассажиров теплохода — профессиональные фотографы. Что удивительного, что он натолкнулся на одну из них.

— У нас с вами несколько разные понятия о мистике, — сказал он, — но то, что вы говорите, тоже заслуживает внимания. Но что же мы стоим?! Вперед! Нас ждет сухой мартини. Кстати, вы приглашены на бал?

Он взял Аню под руку и повел ее вдоль сетчатого ограждения к переходу на нижнюю палубу.

— Ох уж, эти женщины, — пробормотал Юрик, провожая их взглядом. — Разве ж можно с ними связываться?!

Он удобнее разлегся в кресле и задремал, зная, что Измайлова вырвет у Оболенского согласие на несколько рекламных снимков, а значит, вскоре предстоит работа и будет уже не до сна.

* * *

Праздничный вечер еще не начался, но воздух в зале уже дрожал от нервного напряжения. Запоздавшие зрители торопливо рассаживались за столиками, а те, кто заняли свои места, ежеминутно поглядывали на входную дверь: вот-вот должна появиться королева костюмированного бала — «мисс Россия».

Анна вошла в зал одной из последних. Гомон людских голосов, женский смех, звон бокалов, музыка — все это оглушило ее, заставило почувствовать себя смешной — с фотоаппаратом на боку, в несуразном костюме Шахерезады, который она подобрала в костюмерной по совету Юрика. Сам Юрик, к его великому огорчению, не попал в число избранных: Оболенский презентовал своей новой знакомой только одно приглашение.

Перед входом в зал две девицы с зелеными, под водоросли, волосами со смехом осыпали Аню серпантином и протянули очки-маску с мерцающей вуалью, закрывающей лицо. Странно, но в этой маске Аня сразу почувствовала себя увереннее, словно спряталась за образом восточной принцессы.