Русская красавица. Антология смерти - [9]

Терпеть не могу, когда перебивают! Мои воспоминания — как хочу, так и вспоминаю. И не надо больше лезть ко мне со своими сомнительными нравоучениями! «Так можно о человеке думать, так нельзя!» Тьфу! Не для того этот текст пишется, ясно?

В общем, в Пашенькиных рассказах, да моих размышлениях, дошли мы до «Чайки». В ней я, собственно, и живу. В соседнем с магазином подъезде. Прощались коротко, Пашенька за время пути меня порядком поддостал. Дееспособным я его тогда не посчитала — молодой сильно — поэтому о визитках своих даже не вспомнила.

— Ну, спаситель, спасибо за всё и пока! — я сняла перчатку и протянула ладонь. Для дружеского пожатия — в знак того, что на интимные отношения рассчитывать не стоит.

— Пока, — его глаза сверкнули каким-то особенным блеском. «Всё-таки удивительно симпатичный мальчик!» — глупо мелькнуло в мыслях и стало даже несколько грустно, что он не спрашивает мой телефон.

Пашенька тут же, то ли вспомнив об этикете, то ли прочитав мои мысли, попросил оставить телефончик. Я отказала. Без объяснений ни для него, ни для себя. Впрочем, объяснений он и не потребовал. Видимо, я тоже за время пути успела чем-то проявить свою чуждость его представлениям о жизни. Эх, люди-люди… Что ж мы все такие схожие, и такие чужие вместе с тем? Те же руки, те же ноги, та же голова — но совершенно другой человек. Не просто отличный, а трагически отличный, отталкивающе другой. И так, на самом деле, с каждым… Полное слияние душ невозможно, а поверхностного мне не надо. Наигралась уже. В общем, я ушла домой.

Лампочка, украшающая заснеженный козырёк нашего, всаженного прямо в угол дома, подъезда, как обычно, мигала. Всех это её мигание раздражало, но отчего-то никто, не брался её заменить. Каждый по своим причинам. Я — из гуманизма. Мои отношения с электричеством таковы, что пытаясь заменить какую-нибудь лампочку, я могу нечаянно обесточить весь район.

Уже пальцы нашарили кнопки подъездного кода, уже дёрнулось плечо, удобно подставляя под руку карман рюкзака с ключами, уже мыслями была я на нашей тёмной лестнице, как вдруг… Мимо подъезда, рассекая пространство ритмичной «унца-унцей» с магнитофона, промчалась моя Хонда. «Вот, значит, кто украл», — вздохнула я, узнав машину. Жалко! Хонда аккуратно припарковалась возле дальнего подъезда. Разбираемая любопытством — интересно же, кто это моей машиной завладеть отважился — я направилась к ней.

Сколько раз, пролетая мимо автосалона в «Чайке», я пред этой уютной Хондочкой замирала! Даже усаживалась в неё неоднократно, на ощупь пробуя. Понятно, конечно, что с нашими пробками и моими заработками, покупать машину было сущим безумием… Но так я себе в ней нравилась, что регулярно наш автосалон посещала. А потом мою Хонду купили. Погоревала я немного и забыла. Навсегда, как лучистого мальчика Павлика с тёплыми пальцами. Забыла я тогда свою Хонду… А теперь вот встретила. Да не одну, а с девушкой.

— Вот это да! Анна, ты поразила меня в самое сердце! — из Хонды торопливо выскочила моя давнишняя подруга, и я набросилась на неё с обвиняющими поздравлениями, — Это же моя любимая машина!

— Тебе и покупали, — резко клацнула кнопкой на пульте сигнализации Анечка, ничуть не смутившись. — Купить — не купишь, но хоть пассажиром покатаешься. Ты к нам?

Анна, как и я, категорически человекозависима, поэтому обожает гостей. С утра до ночи её дом распахнут для всяких ублюдков и отбросов общества. Другими людьми Анна не интересуется. Видимо, потому, что другим она сама не интересна. То, что я попала в круг её любимцев и льстит мне и раздражает неимоверно. Но я прихожу. И на утренний кофе, и на полуночные разговоры, и просто так, на секунду перекурить. Потому что здесь дышат тем же, что и я. Здесь уютно и приятно работать. Здесь можно торчать сколько угодно, запрятавшись от коммунальных соседей. Можно, не обращая никакого внимания на хозяев квартиры, заниматься Рукописью. И даже на едкие Анечкины замечания можно не реагировать.

— Какая к чёрту Антология Смерти? Тут за жизнь бороться надо, а ты смерть воспеваешь. Когда издателя на наш сборник найдёшь, обещала ведь! — негодует Анна, а сама кипяточку в кофе подливает, чтобы мне над моей Антологией Смерти работалось теплее.

Анечкина кухня уникальна тем, что здесь можно обсуждать любые завихрения сознаний и не страшиться быть непонятой. Но сейчас я хотела домой.

— На днях зайду, — обещаю я, и прощаюсь. М-да уж, всё течёт и всё из меня… Нереальные Анечкины песенки перерастают во вполне материальные ценности. Это хорошо. Значит, будет праздник и на нашей, то есть на моей, улице.

Кто-то копошится в мусорном баке. Нечаянно присматриваюсь. Встречаюсь глазами с копошащимся.

— Здравствуйте, товарищ Мамочкин, — бормочу.

Мамочкин видит меня и ныряет в бак с головой. Кажется, он надеется остаться неузнанным.

Товарищ Мамочкин — мой сосед. Всей коммуналкой мы подкармливаем его и сочувствуем, как можем. Регулярно он копошится в мусорном баке возле подъезда, а потом навязчиво стыдится своих ночных занятий. Не от голода или нищеты он там роется — от какого-то странного искривления сознания. Может, в такой форме проявляется общечеловеческая потребность искать встречи с чудом? Я вот в кино хожу, с людьми общаюсь, собираю информацию, желания всякие у источников загадываю, в конце-то концов… Зачем? А в надежде, что повезёт, что найдётся то самое, чудесное, всю жизнь вверх дном переворачивающее. Так и Мамочкин, ищет своё причитающееся. Только вместо загадываний, копается в мусорном баке. Каждому ведь нужен смысл жить дальше — азарт нужен — ожидание чуда…