Русская Калифорния. С Югом против Севера - [17]

— Коль, а может тебе отлежаться? После приедешь, денька через два-три.

— Это как, унтер? Вы под пулями, а я из-за пьянки в тылу? Да не в жизнь!

— Да ладно, можно подумать так уж опасно в блокгаузах да окопах высиживать. Бывает, днями клятых янки не видишь.

— Бывает, — согласился Николай, — а бывает, привозят ребят, чтоб поп при посольстве отпел. Уже целое русское кладбище в Ричмонде образовалось.

— Не нравишься ты мне сегодня, дружище.

— Да я сам себе не нравлюсь.

— Это верно, не красавчик, всю личину о кирпичи ободрал. А ведь не успеет за неделю зажить то.

— И что с того?

— Не знаешь? Так барышни приезжают через два или три дня, когда там «Буцефал» должен прибыть. А на «Буцефале» барышни, что в Добровольческий Корпус от Красного Креста записались.

— Да ну.

— Ну да! А то «поп при посольстве». Ты ж сам попович, друг Мыкола.

— Да иди ты! Ох, помоги на ноги встать.

— Так лучше?

— Ага, не болит если стоя. А точно «Буцефал» на днях придёт?

— Точно. Есть же расписание. Солидный пароход солидной трансатлантической линии, не «Алабама» какая…

Друзья расхохотались, вспомнив про приключения российского парохода «Алабама», который посчитали погибшим в неспокойной Атлантике. А оказалось иначе. Капитан «Алабамы» молодой лейтенант Пётр Копылов имел на борту не только груз в 250 морских гальваноударных мин, но пассажирами 32 гардемарина, уже сдавших экзамены в Морском Корпусе. Однако по прихоти генерал-адмирала Константина Романова получить эполеты мичманские им предстояло не в Петербурге, даже не в Кронштадте, а на флагманском корабле адмирала Истомина. Сей торжественный акт — получение кортиков на борту флагмана Атлантической эскадры очевидно должен был знаменовать собой выход России из балтийского мелководья в океан. Гардемарины, не погуляв в чинах офицерских перед отправкой на войну, сдержанно критиковали государя и горели желанием отличиться. Командир парохода Копылов был не так давно их старшим товарищем по Корпусу и не пойми как оказался вовлечён в невероятную авантюру. Повстречав по пути русский клипер «Сапсан», конвоирующий в Кронштадт запризованный прусский пароход «Олимп» с грузом стрелкового оружия для армии САСШ, Копылов получил от командира «Сапсана» целую сумку документов для передачи адмиралу Истомину. Почему то в сумке оказались бумаги на «Олимп», сходный по своим характеристикам и внешнему виду с «Алабамой».

«Вдруг» оказалось, что у без пяти минут офицеров флота российского, руки растут из нужного места, — изнывающие от безделья моряки ухитрились на переходе до неузнаваемости изменить, перекрасить «Алабаму», сменить название на «Олимп» и даже подделать судовые документы на груз. И пошёл «Олимп»-«Алабама» прямиком в гавань Нью-Йорка!

Досмотр корабля нью-йоркские таможенники не проводили, — груз то военного назначения, а к военным, само собой, авантюристы обращаться не стали. Отсутствие взаимодействия между морской стражей САСШ и сухопутными интендантами позволило лже «Олимпу» трое суток отстоять в Нью-Йоркской гавани и в одну прекрасную ночь, чёрную как хм… душа негра, бравые гардемарины со шлюпок выставили два десятка мин аккурат на пути ежедневных маршрутов броненосных сил морской охраны штата Нью-Йорк. К подорвавшемуся и затонувшему монитору «Аллигатор» поспешил систершип «Кайман» и (видимо сдетонировал боезапас) «разлетелся на мелкие атомы», так писали газеты города-яблока…

Выскочивший восвояси «Олимп», вернее уже «Алабама», взял курс на восток, дабы сбить со следа погоню, что Копылову и удалось. В Чарлстоне адмирал Истомин не знал, что делать с воскресшими «утопленниками» внезапно оказавшимися ещё и героями. Уничтожить два сильнейших корабля вражеского флота — подвиг достойный ордена Святого Георгия. Но налицо нарушение воинской дисциплины.

Вестей из Петербурга ждали с нетерпением. По телеграфу было велено ожидать почту с фельдъегерем и там то и будет окончательное императорское решение по данному вопросу.

Его императорское величество Константин Николаевич начертать соизволил: «Выпороть, конечно, следует капитан-лейтенанта Копылова и всех тридцать двух мичманцов. Но, из петербургского далека всех нюансов не разглядеть. Оставляю, Владимир Иванович, дело сие на ваше усмотрение. Хотите — своей рукой разгильдяев порите, хотите — той же дланью пишите представления на оболтусов. Константин»…

Арсений и Николай моряками не были, поэтому до них пересказ истории дошёл через пятые, а то и десятые руки, приукрашенный различными высокохудожественными вариациями. Но мичман Ивантеев, участник той авантюры, присланный в «Посольский батальон» для обучения сапёров минному делу, на кортике поклялся, что именно эти слова государя зачитал им адмирал Истомин. Конечно, не было в адмиральском салоне ни палача, ни жандармов, чтоб сразу вязать моряков, если царь-батюшка вдруг решит осерчать на неслухов, равно как и не было матросов с щипцами, чтоб погоны срывать. Но то, что вскрывая конверт, адмирал всерьёз волновался, не зная о решении суверена, так и было в действительности…

Флот САСШ, после такой наглой атаки совершил два выхода в океан, однако к Норфолку не приближался, что подтвердило подозрения о негласном соглашении Лондона и Вашингтона не вступать в противоборство, несмотря на войну между двумя странами.