Русская история. Часть II - [2]

Почему именно бояре? Он их особенно ненавидел? Но ведь немало его сподвижников были представителями старых дворянских фамилий. И, надо сказать, Петр к старине относился с большим уважением, даже заботился о создании настоящего учебника русской истории, собирал специально книги и читал много русских летописей. Но при этом, когда какой-нибудь боярин отказывался делать что-то, по мнению Петра, разумное, например, учить своих детей, его могла постигнуть беда. В лучшем случае к нему могли приехать вот такие гости и учинить великое поношение его дому (что, впрочем, гуманно по сравнению с методами Ивана Грозного). Иных он превращал в шутов; шуты были действительно представителями знатных фамилий.

Другой отрывок:

«Петр Великий был истинный богопочитатель и блюститель веры христнанския и, подавая многие собою примеры того, говаривал о вольнодумцах и безбожниках так: «Кто не верует в Бога, тот либо сумасшедший, либо с природы безумный. Зрячий Творца по творениям познавать должен».

Лучше, кажется, и не скажешь.

Говорят, что он трус, судил собственного сына; многих казнил, пытал и т. д. Да, он пытал стрельцов лично и лично казнил. Сын Петра был казнен по его, можно сказать, указу, после приговора Сената (понятно, что члены Сената догадывались, чего хочет государь). Страшно об этом читать и даже думать. Но вот другая картина: Петр в сильное волнение собирается плыть на лодке от своего флота на берег:

«В 1714 году государь, будучи в Финском заливе со флотом, от Гельсингфорса к Аланду претерпел великую опасность в потерянии самой жизни, ибо ночью поднялась жестокая буря, и весь флот находился в крайнем бедствии, и все думали, что погибнут. Его величество, увидев корабельщиков своих робость, решился сесть на шлюпку и ехать к берегу, и, зажегши там огонь, дать знать близость оного. Бывшие на корабле его офицеры, ужасаясь отважности монаршей, все пали к ногам его и просили неотступно, чтоб отменил свое гибельное намерение и чтоб им сие исполнить повелел. Но государь, показывая подданным на море бесстрашие, не послушал их, сел с несколькими гребцами в шлюпку и поплыл. Рулем его величество управлял сам, а гребцы работали сильно в гребле, но, борясь долго противу ярящихся волн, начали ослабевать и уже потопления ждали. В таковом их отчаянии Петр Великий встал с места своего и в ободрение им кричал: «Чего боитесь! Царя везете! Кто велий, яко Бог? Бог с нами! Ребята, прибавляйте силы!» Такая речь возобновила мужество во всех. Пробился он сквозь валы до берега, куда вышел, зажег огонь и тем дал знак флоту, что он счастливо туда прибыл и что они также недалеко от берега. Государь, весь водою измоченный, отогревался у огня с гребцами и спросил: «Есть ли на шлюпке морской сбитень и сухари?» И когда сие к нему принесено, то разогрев сбитень, выпил стакан, съел сухарь, велел выпить стакана по два матросам и потом близ огня под деревом, покрывшись парусиною, заснул».

6. Петр I в оценках историков

Научная историография Петра начинается с XIX века. Первым русским историком Н. М. Карамзиным была дана характерная для данного автора картина царствования великого монарха [4]. Карамзин считал Петра преобразователем России и видел в нем больше величия, чем всего остального. Но Карамзин был не только историком — он был и писателем, моралистом. Следующим настоящим научным трудом, где раскрывалась и личность Петра, и его царствование, был труд С. М. Соловьева. Когда отмечалось 200-летие со дня рождения Петра, Соловьев выступил со знаменитыми публичными чтениями о Петре Великом [5]. Это был цикл лекций, которые он читал в Благородном собрании о человеке, о реформаторе — благодетеле России. Так смотрел на Петра Соловьев. Ключевский недалеко отошел от этого взгляда, но, разбирая отдельные эпизоды царствования Петра, он иногда вскрывал противоречия, иногда едко говорил о недостатках. Ключевский написал, пожалуй, лучший психологический портрет Петра. Это две лекции из его курса [6].

7. Об органичности петровских преобразований

Западное влияние на Россию началось до Петра — при его отце Алексее Михайловиче. Этот процесс набирал силу, и все, что сделал Петр, было продолжением той политики, тех целей, которые уже были поставлены предшествующими эпохами. Впервые о выходе к Балтийскому морю у нас говорили в XVI веке; Ливонская война велась именно за выход к Балтике. Не получилось. У Петра — получилось. Развитие промышленности? Это было необходимо. Развитие торговли? Это был процесс объективный, Петр его только стимулировал. Создание новой армии? Но ведь наша никуда не годилась, она себя уже изжила в том виде, в каком существовала в XVII веке. Первые солдатские полки иноземного строя {3} появились задолго до рождения Петра именно потому, что традиционно русское ополчение, дворянская конница показали себя совершенно не боеспособными. А коль скоро мы выходили к берегам моря, то нужен был и флот.

Внутренняя политика Петра — это налоги, новые тяготы, но вместе с тем — новые, достаточно хорошо продуманные государственные учреждения. Говорят, что они плохо работали, но ведь никогда новое дело сразу не ладилось. Прошло время, все гайки и винтики нового механизма притерлись друг к другу, тогда все и заработало. Во многом Петр предугадал ту структуру государственной власти, которая существует и по сей день.