Русская идея как философско-исторический и религиозный феномен - [3]
Резюмируя вышеизложенное по целевой установке темы, можно сказать: духовное выздоровление, духовно-нравственное возрождение России объективно требует сосредоточения в общественном сознании на теоретическом и обыденном уровнях, внимания на проблеме «русской» и «российской идеи» (далее разведем эти понятия). «Источник силы или бессилия общества – духовный уровень жизни, а уже потом уровень промышленности»[3]; «…с гнилым дуплом дерево не стоит»[4].
Обоснование актуальности и методологии темы предполагает постановку ряда акцентов, т. е. выделение важного, существенного:
1. Русская идея должна постоянно соотноситься с российской идеей, поскольку славянский (русский) этнос естественно-исторически возник и развивался в глубоком единстве с другими этносами России (не обойти в связи с этим евразийскую концепцию и ее критический аспект). Сказанное не только актуализирует тему, но и вторгается в методологию анализа проблемы русской идеи, о чем пойдет разговор далее. Но замечание А. И. Солженицына по этому поводу следует упомянуть уже здесь: «И "российский" и "русский" – имеет каждое свой объем понимания. В нашем многонациональном государстве оба термина имеют свой смысл и должны соблюдаться»[5].
2. Проблема национальной русской идеи не может рассматриваться статично, поскольку она органично связана с историей России, ее социальной динамикой, сложнейшей, многогранной, уникальной и вариативной судьбой. Дистанцируясь от апологии и «розовости» в отношении русскости и России в целом, солидаризируемся с Ф. И. Тютчевым (как бы тривиально это ни звучало), с его любовью к России, которую умом не понять, аршином общим не измерить[6], и с М. Ю. Лермонтовым, с его «странной любовью» к отчизне. Гипотеза состоит в том, что, зародившись в глубинах теории «Третьего Рима», национальная русская идея претерпела весьма противоречивую эволюцию, а духовный облик ее субъектов постепенно в XV–XIX веках деформировался, что частично подготовило ослабление духовности народов России и самой русской национальной идеи до 1917 года и в последующем[7].
3. Усеченная, обедненная интерпретация русской идеи как только феномена национального сознания и самосознания, т. е. как сугубо идеального феномена, некорректна. Русская идея выражает и бытие, и сознание русского народа, его историю и национально-психологические черты, а российская идея – бытие и сознание, историю и национальный характер русского и других народов России в органическом единстве.
Научно-теоретический аспект
Проблема русской идеи глубоко интересовала и волновала большинство русских религиозных философов. Их труды, особенно XIX и XX веков, многоплановы и многозначительны, масштабны и всеохватны. Все они, так или иначе, интегрированы в судьбу России, ход ее исторического развития, особенно в периоды защиты отечества, крутых поворотов в ее истории.
Неслучайно оценки русской идеи глубоко впечатляют. Сошлемся предварительно на воззрения И. А. Ильина и Н. А. Бердяева, весьма необходимые для введения. Бердяев определял русскую идею как основную проблему русской теоретической мысли и публицистики. «Русская мысль, – писал он в «Русской идее», – русские искания начала XIX и начала XX века свидетельствуют о существовании русской идеи, которая соответствует характеру и призванию русского народа»[8].
И. А. Ильин, солидаризируясь, по сути, с Бердяевым, подчеркнул в статье «О русской идее», что «она (русская идея. – В. Г.) не выдумана мною. Ее возраст есть возраст самой России»[9]. В этой же статье Ильин определяет главное в русской идее: она выражает «русское историческое своеобразие и в то же время – русское историческое призвание», а также «…. указывает нам нашу историческую задачу и наш духовный путь…..». Русская идея, по Ильину, – это «творческая идея России» (курсив мой. – В. Г.)[10].
Итак, «русская идея» интегрирует историософские проблемы, касающиеся России и русского народа. Вне России немыслимо понимание места и роли русской идеи, так же как русская идея живет и здравствует в органическом единстве с Россией, ее историей и судьбой.
В связи с этим поражают как минимум два фактора: определенный обход в гуманитарном образовании проблемы русской идеи; недооценка, а подчас и принижение русской религиозной философии.
Между тем понимание глубинной сути многих героических и трагических событий в истории России невозможно без акцента на идейной мотивации русских людей, отдававших свои жизни за Отечество. Примеров великое множество. Назову лишь некоторые, имея в виду конкретные национально-исторические мотивы, подвигавшие их на самоотверженные действия: схватка с татаро-монголами во имя развенчания мифа об их непобедимости (1380); спасение Руси от нашествия польско-шведских интервентов (XVI в.); национальная идея спасения России в 1812–1814 годах, увенчавшаяся разгромом сильнейшей в те времена армии Наполеона Бонапарта; вершина торжества русской (российской) национально-исторической идеи в победе над германским фашизмом.
Относительное абстрагирование в ходе изучения этих и других событий от национально-идейной мотивации
Макс Нордау"Вырождение. Современные французы."Имя Макса Нордау (1849—1923) было популярно на Западе и в России в конце прошлого столетия. В главном своем сочинении «Вырождение» он, врач но образованию, ученик Ч. Ломброзо, предпринял оригинальную попытку интерпретации «заката Европы». Нордау возложил ответственность за эпоху декаданса на кумиров своего времени — Ф. Ницше, Л. Толстого, П. Верлена, О. Уайльда, прерафаэлитов и других, давая их творчеству парадоксальную характеристику. И, хотя его концепция подверглась жесткой критике, в каких-то моментах его видение цивилизации оказалось довольно точным.В книгу включены также очерки «Современные французы», где читатель познакомится с галереей литературных портретов, в частности Бальзака, Мишле, Мопассана и других писателей.Эти произведения издаются на русском языке впервые после почти столетнего перерыва.
В книге представлено исследование формирования идеи понятия у Гегеля, его способа мышления, а также идеи "несчастного сознания". Философия Гегеля не может быть сведена к нескольким логическим формулам. Или, скорее, эти формулы скрывают нечто такое, что с самого начала не является чисто логическим. Диалектика, прежде чем быть методом, представляет собой опыт, на основе которого Гегель переходит от одной идеи к другой. Негативность — это само движение разума, посредством которого он всегда выходит за пределы того, чем является.
В Тибетской книге мертвых описана типичная посмертная участь неподготовленного человека, каких среди нас – большинство. Ее цель – помочь нам, объяснить, каким именно образом наши поступки и психические состояния влияют на наше посмертье. Но ценность Тибетской книги мертвых заключается не только в подготовке к смерти. Нет никакой необходимости умирать, чтобы воспользоваться ее советами. Они настолько психологичны и применимы в нашей теперешней жизни, что ими можно и нужно руководствоваться прямо сейчас, не дожидаясь последнего часа.
На основе анализа уникальных средневековых источников известный российский востоковед Александр Игнатенко прослеживает влияние категории Зеркало на становление исламской спекулятивной мысли – философии, теологии, теоретического мистицизма, этики. Эта категория, начавшая формироваться в Коране и хадисах (исламском Предании) и находившаяся в постоянной динамике, стала системообразующей для ислама – определявшей не только то или иное решение конкретных философских и теологических проблем, но и общее направление и конечные результаты эволюции спекулятивной мысли в культуре, в которой действовало табу на изображение живых одухотворенных существ.
Книга посвящена жизни и творчеству М. В. Ломоносова (1711—1765), выдающегося русского ученого, естествоиспытателя, основоположника физической химии, философа, историка, поэта. Основное внимание автор уделяет философским взглядам ученого, его материалистической «корпускулярной философии».Для широкого круга читателей.
В монографии на материале оригинальных текстов исследуется онтологическая семантика поэтического слова французского поэта-символиста Артюра Рембо (1854–1891). Философский анализ произведений А. Рембо осуществляется на основе подстрочных переводов, фиксирующих лексико-грамматическое ядро оригинала.Работа представляет теоретический интерес для философов, филологов, искусствоведов. Может быть использована как материал спецкурса и спецпрактикума для студентов.