Русская эмиграция в Сербии XX-XXI вв. - [40]
Всего было на съезде 111 делегатов.
Вечером 25 сентября Союз белградских писателей и журналистов устроил банкет для участников, представителей власти, духовенства. Среди спичей, тостов, здравиц, прозвучали, напоенные искренностью и любовью, слова Е. Н. Чирикова: «Помните ли вы красивую сказку о граде Китеже? Во время татарских набегов на Россию Бог не хотел допустить, чтобы татары уничтожили град Китеж. И создал озеро, на дне которого Китеж продолжил жить <…> часто со дна доносился звон китежских колоколов.
Мы, русские писатели и журналисты в изгнании, сегодня жители того Китежа. А колокольный звон наших церквей есть победоносная поступь нашей культуры. Да, господа, мы побежденные, все же побеждаем. А озеро из древней легенды для нас сегодня суть славянские народы»>304.
Не были обойдены делегаты съезда королевским вниманием и наградами. Ряд участников награжден орденами св. Савы, среди них были и белградцы — Ксюнин, Жуков, Спекторский. Была среди них и Гиппиус. Свой орденский знак эта «демоническая женщина» использовала в качестве заколки на шали.
На съезде была та свобода, позволявшая тому же Мережковскому сказать: «Я тот русский интеллигент, который много содействовал падению царского режима. Для нас русские славянофилы были реакционеры. Достоевский был славянофил. Сам я полностью связан с Достоевским. Я, так сказать, вышел из Достоевского и получил его благословение. Но в то же время я враг его славянофильства. По моему пониманию, оно связано с рабством, из-за чего мне было очень тяжело. В славянофильстве Достоевского омрачено все то, что есть у него пророческого.
1. Достоевский, вставши сейчас из гроба, не понял бы как это Мережковский решился провозгласить здесь, в Белграде, свое понимание реальной силы славянофильства. Это другое славянофильство <. .> Понимаю славянофильство как реальную, активную и живую силу, соединенную со свободой. Славянофильство нужно понимать и оценивать не только с национальной точки зрения, но и брать шире.
2. О вас говорят, что вы, сербы, патриоты. Но вы больше. Мы никому не сможем помочь, если будем только патриоты. Мы не выживем, если будем только ими, так как в мире существует и большая сила, а она и есть тот роковой, грозный <. .> интернационализм. Национализм и патриотизм не в состоянии вести борьбу с ним <.. > Я утверждаю, что в Европе никто не понял грозную опасность, которая приближается. Мы их предупреждаем. Возможно, что большевизм падет раньше, чем мы думаем, но опасность мировой катастрофы все еще налицо. Славянофильство, основанное на дружбе и взаимопонимании народов, должно защитить против всех опасностей»>305. Что же здесь можно сказать: много правды и веры в почти недостижимое.
После завершения работы съезда с его многочисленными приемами, выступлениями многие участники разъехались по Югославии знакомиться со страной, а Союз продолжил свою «рутинную» деятельность.
И немного на «десерт» о праздничной атмосфере.
Борис Зайцев 12 октября 1928 г. писал из Парижа Ивану Бунину:
«Дорогой Иван, во вторник вечером мы с Куприным ввалились в Париж после двухнедельных белградо-загребских “празднеств”. Ты, вероятно, многое уже знаешь. Было очень парадно, шумно, приветливо. Съели мы массу белградских стерлядей, задали большую работу смокингам, выпивали, слушали, “отвечали” и т. п. Жизнь была ничего, веселая. Короли, министры, епископы, дамы, фотографы, интервьюеры, автографы (в невероятном количестве!), опять выпивка, автомобили — чего ж тебе еще?
Самым знаменитым и дорого правительству обошедшимся оказался, конечно, Мережковский, но симпатий не внушил. Самым популярным у “простых”, у серой публики (а там почти вся она такая) был Куприн. Ну, затем ордена. Мережковский теперь со звездою и лентою, мы с Куприным с крестами и звездами — звезды эти столь внушительны, что вполне выводят в тайные советники..»>306
В качестве посткриптума к значению съезда приведу несколько выдержек из текста Ивана Шмелева, опубликованного в октябре 1928 г. парижском «Возрождении»: «В Белграде состоялись съезды: русских ученых и — русских писателей и журналистов, — съезды русских бездомников, так сказать — придорожных постояльцев. Съезды сделали свое дело и разъехались по своим «мировым» углам. Никакой интересной внешности, для европейца. И, однако, это — событие. Это величайшее из событий русских за этот десяток лет российского исхода на мировое поприще <.. > Было время: великие демократии боролись за свободу, великие демократии и в неграх даже видели своих братьев… Ныне — дружат с насильниками великого народа — из-за чего! Ради своекорыстия, ради торговых и низких интересов. Великие демократии забыли жертвы за мировое дело, которые принесла Россия, забыли море крови, в которой Россию топят… И такое «забвение» закрыто словами и словами, померкло в блеске, заглохло в шумах, и никто не встревожен этим. Мало того: строятся планы дальнейшего растерзания России-жертвы! И вот, при такой-то клинической картине мировой совести, когда даже крик — воистину крик отчаяния русских писателей, призывавших из гроба мир, не был услышан чуткими, в такое время произошло событие, совсем не громкое, не мирового масштаба на первый взгляд, но которое — это поймут потом, если смогут еще понять! — по своему внутреннему смыслу значительнее многих и многих событий великого масштаба за этот десяток лет.
