Русская эмиграция в Сербии XX-XXI вв. - [39]

Познание славянства, его историю русская интеллигенция излагала не только на страницах своих изданий в Сербии, Югославии, Белграде, но и в журналах, печатавшихся в иных странах. Так, в 1930 г. в Париже в элитарном альманахе «Числа» выходит статья белградца Ильи Голенищева-Кутузова «Русская культура и Югославия». Говоря о силе влияния русской школы, представленной именами Максима Суворова и Эммануила Козачинского, известный славист проводил ту мысль, что к концу XVIII в. в Сербии «выработался так называемый славено-сербский язык, пестревший церковно-славянскими речениями и насыщенный русскими оборотами. Несмотря на лингвистическую реформу Вука Караджича <.. > во многих выражениях современного литературного языка заметны следы русских и церковно-славянских форм»²⁹⁵. Рассуждая о творениях Орбини, Крижанича, Джорджича и других деятелей, задумывавшихся над идеей славизма, автор полагал, что именно в южном славянстве лежит начало славянофильских идей. Но здесь не столь уж важно, кто первый и где истоки, сколь тогдашнее сознание общности славянства.

Именно это чувство, можно полагать, было одним из мотивов при создании по инициативе журналистов А. И. Ксюнина и Е. А. Жукова в 1925 г. знаменитого Союза русских писателей и журналистов Югославии с центром в Белграде. Он стал культурным центром, вокруг которого объединялись не только писатели и журналисты, но и профессора, артисты, художники, вплоть до политических и общественных деятелей. В него, в частности, входили: А. В. Амфитеатров, И. А. Бунин, И. Н. Голенищев-Кутузов, А. И. Куприн, И. И. Толстой, Досифей, митрополит Загребский, Б. Нушич, Н. Пашич, К. П. Крамарж, не менее известный П. Б. Струве²⁹⁶.

За десять лет членами Союза побывало свыше 200 человек. В течение этого времени было проведено 187 публичных собраний: из них 68 — открытых собраний, 77 — «интимных», 42 выпуска «устной газеты»²⁹⁷.

Активное участие принял Союз, да и весь Белград, в подготовке и проведении Съезда русских писателей и журналистов за рубежом (25–30 сентября 1928 г). По распоряжению руководства города (от 24 сентября) на улицах столицы был расклеен плакат, адресованный «Белградскому населению» и гласивший: «В Белград прибывают 24-го и 25-го числа с. м. писатели и журналисты братской нам России. Пусть Белград покажет, что в нем не иссякло чувство благодарности, как долг нашей нации, за свое существование и преуспеяние вековой мощной защитнице, славянской матери — России, и носителям русской культуры, нашим дорогим гостям. Белград должен возможно большей сердечностью и гостеприимством окружить работу их конгресса, который открывается 25 числа с. м. в 11 ч. дня в торжественной зале Нового Университета. Посему население приглашается в знак проявления симпатий к русскому народу украсить в этот день свои дома флагами и быть всюду предупредительными к нашим дорогим гостям и этим сделать им как можно приятнее пребывание в братском Белграде»²⁹⁸.

Борис Зайцев так писал об этом волнующем событии: «… Странным образом, эту встречу России с Сербией определили Церковь и женщины. Досифей, епископ Нишский, говорит от Церкви. Южно-черноволосый, черноглазый, с очень добрым взором и не совсем правильным очерком лица, он взял тон высокий, пламенный, в формах старинного церковного красноречия. Страстно он говорил. Как бы кланялся России, ее бедам и горестям, и любил ее… он именно любил во время речи. И потому речь была понятна, сквозь непонятные слова. Любовь давала свои ультрафиолетовые лучи. Ничем не задерживаемые, шли они в сердце.

Россия выступила и в речах женщин, представительниц разных культурных обществ. Вернее, Россия вообще присутствовала, великим и многострадальным фоном. Женщины говорили просто, мягко. От сердца и с задушевностью, тоже меж слов исходившей. Вот Милица Богданович, скромного вида писательница и учительница, темноглазая, в темном простеньком платье, с большими блестящими глазами. Негромким голосом произнесла несколько слов — о России, о нашей литературе, высоком и человечном ее строе… Удивительная была электрическая буря, разразившаяся в зале. В чем ее причина? В простоте Милицы? Отсутствии фразы? Созвучности чувств? С хор полетели на наш стол цветы, заблестели глаза — взорвался восторг, Россией вызванный. Ему противостать нельзя. Он так же властен, как и молодость. У многих, многих и за нашим столом, и в публике глаза были… ну, скажем: не вполне сухи»²⁹⁹.

На съезде, запланированном к столетию со дня рождения Льва Николаевича Толстого, были представлены доклады о защите авторского права, о правовом положении русских писателей и журналистов, о положении на местах, о создании Литфонда, о литературной этике и защите профессиональной чести, о положении советской печати, о положении и задачах зарубежной военной литературы и журналистики, о Центральной книжной палате, о Русском архиве в Праге и пр.³⁰⁰ Персонально были приглашены «зеленоглазая наяда» Зинаида Гиппиус, Борис Зайцев, Александр Куприн, Дмитрий Мережковский, Евгений Чириков³⁰¹. В числе почетных участников был ветеран русско-турецкой войны 1877–1878 гг., Василий Немирович-Данченко, старший брат советского деятеля культуры. На Белградском вокзале его встречал сам владыка Досифей, что было особой честью и уважением к летам и заслугам