Русская армия в войне 1904-1905 гг.: историко-антропологическое исследование влияния взаимоотношений военнослужащих на ход боевых действий - [41]

. Уступая большинству судов русской эскадры по тактико-техническим характеристикам, броненосец «Адмирал Ушаков» выделялся гармонией во взаимоотношениях офицеров и нижних чинов. Команда этого броненосца вступила в бой, уже зная о разгроме основных сил русской эскадры. Стойкость и мужество, проявленные в бою экипажем броненосца, получили должную оценку в японской прессе. Особенно удивляло японцев поведение капитана 1-го ранга В.Н. Миклухи, отказавшегося от сдачи судна сильнейшему врагу и от места в японской шлюпке, шедшей его спасать^{487}. В свою очередь, новый эскадренный броненосец «Орел» сдался на милость победителя, хотя ресурсы для сопротивления еще не были исчерпаны^{488}. Судя по воспоминаниям нижних чинов «Орла», бороться с противником они не желали: «Все были довольны сдачею»^{489}. Отряд контр-адмирала Н.И. Небогатова, не имея серьезных повреждений, сдался без боя.

Итак, в контексте разложения морально-психологического состояния личного состава 2-й Тихоокеанской эскадры и вследствие этого полной неуверенности командования в своих подчиненных, нужно объяснить сдачу неприятелю пяти кораблей под началом контр-адмирала Н.И. Небогатова без единого выстрела. Хотя объяснением капитуляции в литературе принято считать желание командира избавить от напрасной гибели 2500 молодых матросов в условиях невозможности успешного прорыва во Владивосток.

В курсах российских военных учебных заведений не уделялось достаточного внимания вопросам военной психологии и педагогики. Для сравнения, уже в 1901 г. во Франции в военных учебных заведениях читали по специальной программе особый курс с очень характерным названием «Офицер-воспитатель». Наконец, в одной из самых молодых на тот момент армий — вооруженных силах Болгарии в программы обучения военных училищ включили двухгодичный курс «Военная педагогика». Отсутствие четкой программы для молодого офицера, формирующей основные взгляды на взаимоотношения с нижними чинами, приводило к тому, что каждый обер-офицер решал эту проблему самостоятельно. Здесь уже основное влияние оказывалось штаб-офицерами. Точнее, теми моделями взаимоотношений, которые практиковались старшими начальниками в подразделении, будь то батальон, полк или сводный отряд.

Привлеченные нами источники позволяют утверждать, что описанные советскими исследователями факты произвола офицеров по отношению к солдатам имели место. Как, впрочем, были офицеры, смотревшие на взаимоотношения внутри военного коллектива с позиций патриархальной модели. Эта устаревшая, хотя и вполне гуманная программа воспитания войск предполагала взаимоотношения в рамках большой семьи, где офицеру отводилась роль отца-командира, а нижним чинам соответственно роль, по словам генерала М.И. Драгомирова, «меньшой родни»^{490}. Дисциплинарный Устав, как таковой, хорошо регламентировал только систему наказаний за проступки, но не процедуру фактических взаимоотношений нижних чинов и офицеров, сводя общение двух указанных категорий военнослужащих к выполнению формальных требований установленного образца по отданию чести и пр. Та часть офицеров, которая, несмотря на объективные трудности, смогла выстроить взаимоотношения с подчиненными в рамках «дисциплины разума», с высокой степенью успешности контролировала настроения нижних чинов и вовремя пресекала опасные отклонения от требований службы. Правоприменительная практика заставляла офицера поддерживать в своем подразделении индивидуальный взгляд на дисциплину и выстраивание взаимоотношений с подчиненными. Поэтому даже в двух соседних полках одного корпуса могли быть созданы совершенно несопоставимые между собой условия для прохождения службы нижними чинами. Более того, в различных ситуациях один и тот же офицер мог использовать разные модели взаимоотношений с подчиненными солдатами. Таким образом, давать общую оценку взаимоотношений офицеров и рядовых солдат в вооруженных силах, на наш взгляд, некорректно. Ситуация, как показывают источники, зависела напрямую от личности полкового, батальонного, ротного и младших офицеров. «Западные европейцы, как и русские, идут только за человеком, а не за мундиром, если этот человек не завоевал себе их уважения и симпатии, то они не захотят и не смогут под его командой напрячь все свои усилия для победы», — писал под впечатлением Русско-японской войны генерал Я. Гамильтон^{491}. Видимо, в этом была особенность русской армии и во многом особенность русского комбатанта. Это нашло выражение в том, что личный авторитет начальника способствовал успеху даже в самых тяжелых условиях. И наоборот, если начальник не смог завоевать уважения у подчиненных, то даже превосходные тактико-технические качества оружия и материальной части в совокупности с количественным преимуществом приводили к печальным результатам.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

В целом все конфликты, являющиеся частью военного быта в мирное время (и даже взаимоотношения, не считающиеся таковыми), имеют склонность к обострению во время войны и негативно влияют на уровень боеспособности как армий в целом, так и отдельных частей. Военные действия способны в определенных случаях как свести к минимуму ведомственные и корпоративные противоречия, так и, наоборот, способствовать их обострению. Война 1904-1905 гг. дала мощный толчок для выплеска наружу накопившихся к началу XX в. взаимных претензий различных структур и групп внутри вооруженных сил. Это было обусловлено тем, что в условиях «неудачи» обостряется поиск виновных, причем в этой роли по большей части выступали не структуры группы, а реальные участники событий.