Русская армия и флот в XIX веке - [44]

Значительным событием явились маневры 1839 г. на Бородинском поле, проводившиеся в течение семи дней. Тема — отражение удара неприятельского корпуса, наступающего от Смоленска на Можайск. Боевой порядок — нормальный[327].

Нормальные боевые порядки демонстрировались также на Царскосельских маневрах гвардейского корпуса в 1839 и 1840 гг.[328]

В 1840 г. Киевская инспекция разработала правила маневрирования большими массами войск[329]. По этим правилам в 1842 г. шли маневры Сводного кавалерийского корпуса у Вознесенска, 1-го и 3-го резервных кавалерийских корпусов под Харьковом в 1845 г. и маневры 1842 г. под Елизаветградом, где были показаны действия пехоты и кавалерии. Маневры были повторены также в 1852 г. и под Москвой[330].

Специальные артиллерийские маневры проводились в 1842 г. у Красного Села. Тема — атака крепости. На Красносельских маневрах 1844 г. была показана переправа через водные преграды и переход артиллерии в наступление. Значительные по масштабу маневры были проведены, наконец, под Чугуевом в 1845 и 1852 гг.[331]

В 1852 г., т. е. за год до Крымской войны, Николай I решил лично осмотреть войска и поприсутствовать на маневрах. В воздухе пахло порохом и нужно было приготовиться «достойно» ответить «зазнавшимся туркам».

Николай три дня пробыл в Красносельском лагере. 17 июля шли линейные учения по дивизиям всей гвардейской пехоты с пешей артиллерией. В приказе по войскам говорилось: царь «к истинному своему удовольствию нашел, что строевые образования сих войск доведены до высокой степени совершенства. Доказательством этому служат необыкновенный порядок, спокойствие и вместе с тем быстрота и самая подробная отчетливость, с какими исполнялись решительно все движения и построения…». На другой день проверялась подготовка всей гвардейской кавалерии. В приказе отмечалось, что войска находятся в таком же «блистательном состоянии», как и пехота и пешие батареи[332].

В заключение 19 июля были проведены маневры, во время которых была продемонстрирована «общая связь действий, точность частных построений и тишина во фронте при быстром исполнении самих действий»[333].

Николай был в восторге от гвардии. В сентябре этого же года он прибыл в Елизаветград и присутствовал на линейном учении 1-го резервного кавалерийского корпуса с его артиллерией. Он остался доволен подготовкой конницы и специально отметил «правильность и быстроту в производстве движений, сопровождаемые замечательным спокойствием, тишиною и вниманием, за что объявляет полную и совершенную свою признательность»[334]. Подготовка 5-го корпуса царя не удовлетворила. Он приказал «строго наблюдать, чтобы не допускали никаких изменений от правил строевых уставов»[335].

Войска превосходно исполняли все уставные построения, главное, они великолепно маршировали. Качество же огневой подготовки царя не интересовало.

Вера в уставные порядки была весьма велика.

Князь И. Ф. Паскевич приписывал успех в венгерской кампании только тому, «что войска придерживались устава». Николай I, получив донесение Паскевича, сказал Н. Н. Муравьеву: «Стало быть, все, что мы ныне в мирное время делаем при образовании войск, правильно и необходимо для военного времени»[336]. Муравьев записал в дневнике: «Они уверены, что эти боевые порядки суть настоящие изображения военных действий, и что тот только воин, кто знает равнение, дистанции и интервалы. Государь убежден по ложным и грубо льстивым донесениям фельдмаршала, что войска вступили в дело в предписанном уставом строе боевых порядков»[337]. Тем горше оказалось пробуждение в Крымскую войну, где «нормальным боевым порядкам» был нанесен смертельный удар.

Воспитание войск

Проблема воспитания войск стала как никогда остро еще в первой четверти XIX в. Как и прежде, перед армией стояла задача охраны порядка внутри государства и обеспечения внешнеполитических задач страны. Участие русской армии в ряде заграничных походов 1805–1807 гг., Отечественная война 1812 г. и послевоенный период имели свои особенности, и «воспитательная политика» Александра менялась в соответствии с этими особенностями.

В первые же дни нового царствования были объявлены указы об уничтожении тайной экспедиции[338], все лица, обвиненные тайной экспедицией, были освобождены, «повелено» было также «всех выключенных по сентенции военного суда и без суда по приказам генералов, штаб— и обер-офицеров считать отставленными от службы»[339], появился также манифест, смягчавший наказания всем осужденным. Специально сформированной комиссии была даже дана инструкция, по которой эти осужденные разбивались на три группы. К первой группе были отнесены «люди, коих вины важны были только по обстоятельствам политическим», ко второй — оскорбители величества (прежнее «слово и дело»)[340].

Третью группу составляли лица, «не предполагающие вред государству». Комиссия рассмотрела значительное число дел и по военной коллегии. Особенно большое впечатление произвела отмена пытки, «чтобы самое название пытка, стыд и укоризну человечеству наносящее, изглажено было навсегда из памяти народной»[341].

Более мягкими стали военно-судебные законы. Был издан указ о том, чтобы при экзекуциях находился всегда лекарь, запрещено было употреблять слово «нещадно» или «жестоко» при определении наказания бить кнутом. Запрещено было заковывать в железо офицеров и рядовых из дворян. Наконец, специальный указ был издан о борьбе «с крайним небрежением» при производстве следствия и военного суда