Русская Африка - [63]

Танжерский очерк Боткина обогнал эту эпоху. Интерес к нему возрастал по мере вовлечения Марокко, других арабских стран в сферу международной политики и особенно проявился в России после испано-марокканской войны 1860 г., когда марокканский вопрос выдвинулся на авансцену европейской политики. Значение этого очерка в полной мере раскрылось в советский период, когда была исследована как социально-политическая сторона «Писем», так и система взглядов В. П. Боткина в целом.

После первого ознакомления с «Письмом из Танжера» складывается впечатление, что автор не собирался подробно анализировать мелькавшие перед ним картины. «Ведь он отправился в Танжер из любопытства», вызванного, прежде всего, тем сильным впечатлением, которое произвела на него арабо-испанская цивилизация, в частности Альгамбра. Он стремился увидеть во плоти и крови потомков древних властелинов Иберийского полуострова — мавров. «Вместо Малаги, — писал Боткин, — я попал в Африку. Танжер интересовал меня больше Алжира, который успел уже офранцузиться…»

От общих размышлений о Востоке Боткин перешел к марокканским впечатлениям. «Странное, горькое чувство охватило меня, когда я бродил по Танжеру, смотря на этих людей, полунагих, с печально-дикими физиономиями и величавыми движениями, запутанных в свои белые бурнусы, — на эту мертвенность домов и улиц, на эту душную таинственность жизни… Никогда не выезжая из Европы, я по этому одному клочку Африки предчувствую, что такие должны быть все эти города Турции, Египта, Персии, Аравии. Смотря на эту гордую осанку, на эти прекрасные лица, не верится, что находишься в стране беспощадной тирании. Попадались лица, которые трогали меня до глубины души своим грустно-кротким выражением. В этих глазах столько покорной печали, в этом долгом, задумчивом взоре Азии столько неги и глубины, что с недоумением спрашиваешь себя: за что же эти народы влачат такое тяжелое существование?»

Будучи поклонником эстетики романтизма, Боткин отдал дань зарисовкам экзотических сторон марокканской жизни, которыми в первую очередь увлекались европейские путешественники и которые стали типичными сюжетами литературы путешествий (в частности, Т. Готье, Э. Делакруа, А. Дюма и др.). Это мавританские легенды и сказки, описание жизни марокканских евреев, еврейской свадьбы, арабских скакунов, мусульманских праздников, дрессировщиков змей, андалузской и арабской музыки.

Но вопреки типичности сюжетов Боткин достиг примечательных стилистических и живописных удач, которые под силу только настоящему, талантливому писателю: «Никогда не забуду я этих величавых лиц мавров, в совершенном покое сидящих в своих маленьких лавках. При черных, лоснящихся бородах их прекрасные, белые, матовые лица имели в себе что-то прозрачное, как мрамор, когда сквозь него просвечивает солнце». Неповторимо по стремительному ритму фраз, их яркости и вместе с тем несовместимости описывает Боткин конную игру арабов «фантазию». Поистине мастерски нарисованы им картины природы: «легкая синева неба и моря»; «могучая» растительность окрестностей Танжера: «гигантские кактусы, алоэ, высокий тростник, индийские фиги, пальмы, гранаты, с пригорков, сквозь чащу зелени, просвечивала песчаная степь. Но как отрадно нежила глаза темная зелень на ярком, золотистом фоне пустыни, облитой солнцем, без теней, на которой лазурною полоскою слегка обозначились далекие горы. Около городских стен находится сад, принадлежащий датскому консулу, весь из огромных апельсиновых деревьев, величиною с наши страны вязы». Русский литератор П. В. Анненков назвал боткинский стиль «замечательно умным и картинным».

* * *

В. П. Боткин был не единственным представителем этой известной русской семьи, посетившим Марокко. Пройдет более 60 лет, когда в 1908 г. в Танжер прибудет племянник В. П. Боткина — Петр Сергеевич Боткин. Это был сын его брата — известного русского медика. Петр Сергеевич пробудет в Танжере на посту русского министра — резидента и посланника с 1906 до 1912 г. Безусловно, П. С. Боткину было хорошо знакомо творчество его дяди. Как знать, может быть, именно под его влиянием, а может, прежде всего потому, что еще муж его родной тетки, известный русский поэт Аф. Фет, находил у него способности беллетриста, племянник занимался литературной деятельностью. В 1930 году, оказавшись в эмиграции, он опубликовал в Париже книгу под названием «Картинки дипломатической жизни», где критично описал бюрократическую атмосферу царского МИДа, а также свои впечатления о работе в посольстве России в Вашингтоне, обмолвившись несколькими словами и о пребывании в Танжере.

В Танжере не раз побывал Анатолий Демидов (граф Сан-Донато, 1812–1870), отпрыск известного рода русских горнопромышленников Демидовых.

Не являясь самой выдающейся личностью в этой фамилии, граф привлек внимание как собиратель огромной коллекции, умножившей коллекцию произведений искусства, хранившуюся на приобретенной им знаменитой вилле Сан-Донато под Флоренцией. В Париже и во Флоренции он провел большую часть жизни.

Демидов совершил ряд интересных экспедиций, в частности в Крым, описанных в роскошно изданных им самим фолиантах. Путешествие в Танжер в сентябре 1847 г. запечатлено в двухтомнике «Морской путь вдоль берегов Испании», изданном в том же году на французском языке во Флоренции. Книга изысканно оформлена и иллюстрирована высококачественными гравюрами. В ней содержится живописное описание Танжера, видов на Сеуту с моря, марокканского побережья в целом. А. Демидов — это благополучный европейский турист, созерцающий природу и людей.